Не забывать никогда
Шрифт:
Как только я выключил фары, вокзал, поезда и парковка исчезли во мраке ночи. Мы пошли, освещая дорогу фонариками. Через несколько шагов фонарики высветили голубенькие стены бывшего дома начальника вокзала.
— Будем будить Денизу? — спросила Мона.
Не ответив, я взялся за ручку двери. На этот раз дверь оказалась заперта. Деревушка Иф насчитывала всего несколько домиков, темные силуэты которых вырисовывались неподалеку.
— Если мы начнем стучать, то разбудим всех вокруг.
Не тратя времени на размышления, я рванулся к окну с частыми переплетами.
На ладони выступило несколько капель крови. Легкие порезы. Мона молча смотрела на меня.
— Сделаем Денизе сюрприз, — шутливым тоном произнес я.
Тон явно лишний.
Почему надо входить, как взломщики? Бороться с очевидными фактами? На что я надеялся? Застать врасплох армию заговорщиков, ставящих новую декорацию в доме Денизы Жубан, воздвигающих перегородки новой призрачной комнаты?
Мы влезли в окно.
«Арнольд», — внезапно вспомнил я.
Арнольд нас учует!
Как ни странно, ши-тцу не появлялся. Я пытался вспомнить расположение комнат в бывшем доме начальника вокзала. Кажется, спальня Денизы рядом с гостиной, по диагонали.
Фонариком я осветил стены.
И вздохнул с невероятным облегчением. Почувствовал бодрящее, едва ли ни обжигающее тепло. Фотографии поездов, колесящих по всему миру, по-прежнему украшали стены! Восточный экспресс переправлялся через Венецианскую лагуну, синкансэн въезжал в свой японский город. Мой фонарик продолжал исследовать комнату, перелетая с выступающих потолочных балок на нормандский шкаф, с засушенных цветов в вазе на стулья с соломенными сиденьями.
Я помнил каждый высвеченный предмет! Значит, какие-то нейроны моего мозга еще работали. Впервые за долгое время я мог довериться своей памяти. Я не придумал встречу с безумной Денизой.
Я колебался: позвать ли Денизу Жубан, как я звал Кристиана Ле Медефа, или застать ее врасплох в постели, вызвать шок, растрясти ее, отнести под душ и трясти до тех пор, пока она не изменит свою версию и не вспомнит среду, берег моря в Ипоре, Пироза и труп Магали Варрон.
Мы подошли к спальне. Когда я толкнул дверь, мой кроссовок, прикрученный к протезу левой ноги, наступил на что-то мягкое.
Пронзительный визг разорвал тишину. Звук, изданный детской игрушкой. Какой-то зверь, похожий на жирафа, — словом, игрушка для самых маленьких.
Тотчас в спальне Денизы Жубан загорелась лампа. Свет обжег мне глаза. Рука в кармане сжала револьвер. Не дать старушке заорать. Не дать ей и в этот раз поднять тревогу. Не дать…
Стены комнаты пожилой женщины были оклеены обоями «Хелло Китти».
С потолка свисали на ниточках маленькие феи. Симпатичные зверушки карабкались по занавескам. Большие плюшевые игрушки свалены в кучу. Собаки, кролики и слоны. Над кроватью цвета морской волны раскачивались еще одни феи. Из кровати, морщась от яркого света, на меня смотрели глаза. Глаза шестилетнего ребенка.
Громкий крик заставил меня повернуть голову. Крик исходил из кроватки поменьше, окрашенной в розовый цвет.
Оттуда вынырнула головка девочки лет трех. Испуганная, она кричала, не переставая, не переводя дыхание, отчего на щеках ее, на лбу и на шее выступили красные пятна.
— Джамал, кретин…
Ничего другого Мона сказать не могла. До сих пор она с пониманием относилась к моей игре в поиск свидетелей, но сейчас я перешел черту.
Я развернулся, чтобы попытаться успокоить девочку.
Напрасный труд.
Вслед за ней заревел мальчик; он кричал еще громче, сотрясаясь всем тощим тельцем, облаченным в пижаму с пиратами.
— Какого черта вам тут надо? — прогремел голос у нас за спиной.
На пороге комнаты возникли двое взрослых. Женщина в ночной рубашке, растрепанная, бледная, онемевшая от ужаса. Мужчина лет сорока, с обнаженным торсом, покрытым седеющими волосами, сжимал кухонный нож.
Рука его дрожала…
Когда я выхватил кольт и направил его на обоих родителей, на плечо мне легла мягкая ладонь Моны.
Чисто инстинктивно.
Детский плач звучал все громче. Мать, словно волчица, казалось, только и ждала, когда мы ослабим бдительность, чтобы броситься на двух чужаков, вставших между ней и ее детьми.
Голос Моны звучал умоляюще:
— Нет, Джамал.
Я еще сильнее сжал рукоятку револьвера.
— Какого хрена? Что вы тут делаете? — спросил я.
— Что?
Изумленный отец семейства выдержал мой взгляд. Он прилагал все усилия, чтобы не выдать своего страха.
Я повторил вопрос:
— Что вам тут нужно?
Похоже, он не понял смысла вопроса, но тем не менее ответил:
— Мы сняли на неделю этот дом…
Мона с облегчением вздохнула и потянула меня за рукав.
— Довольно, Джамал. Пора уходить.
Я не двигался. «Королевская кобра» — всего лишь безобидное оружие самообороны, но человек с ножом этого не знал.
— А вчера? — спросил я. — Сразу после полудня вы здесь были?
— Нет, — ответил отец семейства. — Мы весь день осматривали побережье, где высадились союзники, но…
По мере моих вопросов голос его звучал все более уверенно. Возможно, он подумал, что имеет дело с береговой полицией…
Мона снова потянула меня за рукав.
— Идем. Ты меня напугал.
Я медленно последовал за ней, продолжая держать семейство на мушке. Мать устремилась к малышке, и та немедленно, словно по волшебству, замолчала. Отец, не выпуская из рук ножа, следил за нами настороженным взглядом.
Мона крепко сжимала мою руку; она торопила меня покинуть дом. Не теряя рассудка. В моей голове вещи из привокзального домика отплясывали сарабанду. Поезда на стенах, соломенные стулья, феи на ниточках…