(не)запланированная любовь
Шрифт:
– Хватит!
– я с криком пихаю Артема в грудь. Он отшатывается в сторону, задев ладонью место, куда пришелся мой нешуточный удар. Больно? Надеюсь, что да.
– Замолчи!
– бросаюсь на него вновь, бесповоротно обезумев, и совершаю повторный импульсивный толчок.
Артем не предпринимает попыток сопротивляться, позволяя колотить себя, куда и как вздумается.
– Ксюша!
– мама со сдавленным возгласом приходит в ужас от моего поведения. Заручившись поддержкой Кати, они совместными усилиями оттаскивают меня от мерзавца.
– Милая,
– накрывает рукой мой затылок и притягивает к своей груди, чтобы утешить.
Я мычу от пронзившей запястье боли. Максим учил меня, как правильно сжимать кулак, чтобы избежать повреждения кисти, однако в момент, когда адреналин, соединившись в гремучую смесь с умоисступлением, застелил красной пеленой глаза, из воспоминаний стерлись полезные знания.
– Выпусти пар, если станет легче, - выдавливает Артем авторитетно, своим тоном смешивая мое отчаянное состояние с жалкой истерикой.
– Бессердечный козел, - рычу я.
– Ты обсуждаешь МОЮ судьбу, МОЕ будущее так, словно строишь планы на следующий уикенд, выбирая между рыбалкой и поло. Я не твоя марионетка, и ты обязан считаться с моим мнением!
Он выдвигает вперед подбородок. В непроглядной черноте глаз плещется недовольство.
– Я не выйду за тебя!
– клянусь ему свирепо.
– Мы обязательно вернемся к этому разговору, когда ты успокоишься. Уведите ее, - играя желваками, обращается с просьбой к моей маме и Кате.
Отворачивается прежде, чем это делаю я. Крутит в длинных пальцах запонки из белого золота на рукавах темной рубашки и размашистыми шагами идет к камину. Берет с него хрустальный графин-штоф с янтарной жидкостью, откупоривает и пьет из горлышка.
Безучастность родителей Максима ранит больнее и глубже. Неужели они - люди, называющие меня дочерью, - позволят Артему воплотить в реальность его чокнутый план, и отдадут ему?!
Я уверена, можно обыграть ситуацию иначе.
Должен быть другой выход.
Глава 6
Кисть слегка опухла, но боль по десятибалльной шкале достигает не критичной отметки. Терпимо, учитывая отвлекающий фактор - перевернувшуюся вверх тормашками жизнь. Достаточно выпить таблетку, чтобы вскоре распирающее, пульсирующее ощущение в руке сошло на нет. Жаль, что из головы вытеснить мучительные рефлексии не удается. Волна гнева не убывает, и последние два часа Катя великолепно справляется с тем, что выступает единственной преградой между мной и выходом в коридор.
– Ты не вернешься туда, - строго-настрого запретила она, заслонив собой дверь, как только мы переступили порог спальни.
Мама, приговаривая и не отходя ни на шаг, принудительно посадила меня на кровать. До этого дня я не подозревала о наличии во мне исполинской силы, которой хватило бы, чтобы отпихнуть ее, Катю и вырваться из спасительного плена. Я не хотела причинить им вред, поэтому пришлось успокоиться, удержаться на одном месте и переждать эмоциональную
– Можешь отлипнуть уже от двери, - бормочу воинственной надзирательнице.
Катя как-то странно фыркает и переглядывается с моей мамой. Обе мне не доверяют.
– Я успокоилась, - поднимаю руки в жесте капитуляции.
– Честно.
– А мордашка по-прежнему такая, словно жаждешь раскромсать Артема на британский флаг, - комментирует Катя и, наконец, отшагивает от выхода из спальни.
– Жажду, - я охотно киваю головой.
– Но не стану. Я выше оскорблений и рукоприкладства.
«Маленькая дикарка» - звучит в мыслях ехидных голос гнусного брата Макса.
Из-за его сумасбродных утверждений я действительно опустилась до неотесанных, фривольных манер, за что испытываю огромный стыд. В конце концов, я всего лишь человек и имею кучу слабостей. Я бы хотела беспрестанно «держать марку» и с достоинством справляться с подобного рода потрясениями. Я бы хотела стать сильнее духом и блокировать провокационные выходки, подкидываемые судьбой, при этом не теряя рассудок.
– Этот человек не получит моего согласия, - я поворачиваюсь к маме и медленно, с расстановкой проговариваю.
– Конечно, девочка моя. Конечно!
– она приподнимает уголки рта в ободряющей улыбке, но ее глаза полны глубокой, горькой печали.
– Я не отдам тебя этой семье. Знаешь, милая, все-таки к лучшему, что правда о Максиме раскрылась нам сейчас. Если бы вы поженились… - мама осекается, сжимает пальцами переносицу и мотает головой.
– Тут я с Артемом согласна.
Я прикусываю нижнюю губу, сердце сжимается под тяжестью ответственности за эту грусть во взгляде и за то, что она притворяется, будто не сломлена тем, что приключилось с ее ребенком.
– Уедем?
– я беру маму за руку, крепко-крепко сжимаю и вскакиваю с кровати.
– Прямо сейчас. Соберем вещи и отправимся в аэропорт.
Без оглядки. Вернемся домой, попытаемся наладить жизнь, залатать нанесенные семьей Золотовских раны. Я попробую забыть Максима, хоть прекрасно осознаю, что претворить задуманное в явь будет тяжело.
Невозможно ни при каких обстоятельствах вырвать за пару дней из мыслей и сердца человека, чувства к которому бережно лелеяла несколько лет. Пусть и предал, исчез без объяснений в наш самый важный день, я жду его, скучаю, думаю о нем.
Наша любовь была настоящей, я знаю.
Моя прекрасная, чудесная сказка обернулась катастрофой, и эта скорбь, от которой не скрыться, еще долго будет преследовать меня.
Я научусь дышать без него. Я справлюсь. Окружающие считают меня хрупкой, но это заблуждение.
– Нет. Нет. Плевать на вещи, - я начинаю кружить по комнате, как ужаленная, - оставим все здесь. Главное, не забыть документы и деньги. Отправляемся сейчас же, - повторяю с нажимом, блуждая беглым взглядом по лицам близких людей.