Не жалею, не зову, не плачу
Шрифт:
– И что это такое? – в недоумении глядя на меня, спросила она.
– Не что, а кто… Обездоленные люди, как видишь. Без роду и племени, нигде не учатся и не работают. Но сознательные. Хотят поработать на субботнике, а никто их не приглашает. Бедные. Мне так стало их жаль, что пришлось уступить свое место. И твое, извини, тоже… Но если ты настаиваешь, мне придется забрать у них твои грабли…
– Да ладно, пусть работают, – пожала плечами Лиза.
Похоже, мое красноречие не произвело на нее особого впечатления. Пожав плечами, она отошла в сторонку – видимо, для того, чтобы ее не видели в одной со мной компании. Как это ни обидно было осознавать, но в своем новом классе я был чужим
В одиночестве Лиза находилась недолго. Сначала к ней подошла одна ее подруга, затем вторая, третья… Девчонки сначала молча наблюдали за алкашами, которые к тому времени немного сбавили темп. Затем стали подшучивать над ними меж собой, а потом их остроумие перекинулось и на меня.
– Трохин, это твои братья, да? – спросила курносая пигалица; кажется, ее звали Люба.
– Если да, то вы очень похожи… – куражилась брюнетка – симпатичная, но с крупными, выпирающими вперед зубами.
Эту я знал и по имени, и по фамилии. Катя Миронова. Она сидела передо мной за вторым столом первого от окна ряда. Вчера эта нахалка во всеуслышание заявила, что контрольную по математике я скатал у нее. Правда, она почему-то получила тройку, а я пятерку…
– А если нет? – грустно спросил я.
– Все равно похожи, – хихикнула Катя.
– Тебе телефон дать? – не выдержал я.
– Чей? Их?… У вас что, в джунглях телефоны есть?
Мертворожденная острота, но тем не менее девчонки засмеялись. Меня это еще больше сконфузило, но язык уже жил своей жизнью.
– И стоматологи тоже. Есть у меня один знакомый, он зубы выравнивает, я тебе номер его телефона дам, хорошо?
– Сам к нему сходи, – стушевавшись, буркнула Миронова.
Словом, она меня больше не донимала. Но нанесла удар делом. Привела к нам классного руководителя, Марию Степановну, дородную женщину лет сорока. Важная и грозная, она долго смотрела на трудо-алкоголиков, как будто ждала, когда они закончат работу. А они уже как раз разравнивали место, где совсем недавно лежала куча. Поджав губы, Мария Степановна перевела взгляд на меня.
– И что это все значит, Трохин? – Голос у нее грудной, зычный, звучит, как охотничий горн, извещающий о появлении зверя.
– Он их за деньги нанял, – подбоченившись, вякнула Катя.
– Та-ак! – сложив руки на пышной груди, протянула классная.
А тут еще сизоносый толстяк подошел ко мне с протянутой рукой. Дело сделано, плати по счету. И плевать ему на мою учительницу со всеми ее идейными принципами… Я встал так, чтобы он своим грузным телом закрыл меня от надутой Марии Степановны, быстренько достал из кармана пять рублей, сунул их ему в руку, так, чтобы она не видела. Но толстяк как будто нарочно растянул купюру пальцами, выставил на солнце, чтобы рассмотреть водяные знаки. Как будто мы в школе на уроках труда только тем и занимались, что печатали фальшивые пятирублевки.
– Да, Трохин! – голосом Великого инквизитора произнесла Мария Степановна и глянула на меня так, как будто я был воплощением всех бесовских сил земли.
Взгляд у нее такой же жгучий, как огонь «очищающего» костра.
– Не ожидала я от тебя!
– А чего вы от меня ожидали? – угнетенно вздохнул я.
– Я смотрю, ты ничего не боишься, Трохин, – продолжала наседать на меня классная.
– Боюсь, – тем же тоном сказал я.
При всей своей грозности Мария Степановна была для меня сейчас досадным недоразумением, ну, может, чуть более того. Настоящую же катастрофу я видел в том, что Лиза стала свидетелем моего поражения, которое, кстати сказать, усугубил рахит. Не обращая внимания на учительницу, он подскочил ко мне, обнял, крепко прижав к себе:
– Спасибо, братишка!
Вдобавок он хотел меня еще и расцеловать, но я смог увернуться и вообще вырваться из его похмельных объятий. Мария Степановна язвительно улыбалась, глядя на меня; девчонки обидно смеялись, в том числе и Лиза. Действительно, занимательная сценка – я и деградировавший алкаш; картина, достойная карандаша Кукрыниксов.
– Буду ставить вопрос на педсовете, – дождавшись, когда уберется за-бутылку-наемная рабсила, разгромным тоном сказала Мария Степановна.
– За что? – опустив глаза, убито спросил я.
– Не за что, а о чем! О недостойном поведении ученика девятого «Б» класса Трохина Михаила!
– А что я сделал?
– Он еще спрашивает!.. Для чего субботники существуют, Трохин?
– Чтобы работать бесплатно.
– Субботники существуют, чтобы мы, советские люди, в едином трудовом порыве приводили в порядок наши школы, улицы… А-а, что с тобой говорить! Какой отец, такой и сын! – как мне показалось, невпопад выпалила она.
– А какой у меня отец? – встал в позу я.
Отца она тронула зря. Отец у меня не простой человек, и если очень захочет, то завтра же Мария Степановна будет искать работу где-нибудь в другом месте.
Классная и сама поняла, что дала маху. Взгляд рассеялся, губы плотно сомкнулись. Она пыталась делать хорошую мину при плохой игре, но было видно, что угроза педсовета для меня уже утратила свою актуальность.
Из гордости она не стала забирать свои слова обратно и не просила, чтобы я ничего не говорил отцу о нанесенном ему оскорблении. Она просто молча ушла, отступила, как непобежденная русская армия с Бородинского поля. Девчонки хвостиком потянулись за ней. Подхалимки несчастные, подумал я, наблюдая за их походкой на полусогнутых. Осталась только Лиза. Она с интересом смотрела на меня. Заинтригованно спросила:
– А кто у тебя отец?
– Директор базы.
– Овощной? – с безобидной ехидцей в голосе хихикнула она.
– А если бы и овощной, что здесь такого?
Когда-то мой отец действительно заведовал овощной базой. Давно еще, лет десять назад. Уже тогда у нас дом был полная чаша… В Ярославле он стал директором промышленно-торговой базы – бытовая техника, хозтовары. За пять лет дом двухэтажный на берегу реки построил. А здесь, в Москве, его поставили заведовать крупнейшей в стране автобазой. Не в том смысле, что автотранспортное предприятие. Нет, он торговал автомобилями – «Волги», «Жигули», «Москвичи». Конечно же, большая часть товара уходила очередникам, людям, которые годами ждали свой автомобиль. Но я так подозревал, что у отца была возможность сплавлять товар и налево, по большому блату… Короче говоря, по роду своей деятельности он был очень большим в Москве человеком. Мама кому-то рассказывала по телефону, что к нему на поклон ходят многие из сильных мира сего, вплоть до секретарей райкомов. Не знаю, насколько это правда, но почти уверен, что это близко к истине. Более того, у директора школы на днях появилась новая машина, «Лада» шестой модели. Боюсь, что без помощи отца не обошлось. Может, потому и взъелась на него Мария Степановна…
– Ничего, – в меркантильном каком-то раздумье пожала плечами Лиза. – Бананы, апельсины – это очень вкусно…
– Бананы и апельсины – это фрукты, а не овощи… Мой отец мандарины помогает доставать, – улыбнулся я.
– Почему только мандарины?
– Потому что апельсины в Грузии не растут. Можно еще за урюком куда-нибудь в Учкудук съездить. На своей машине. Но Грузия в принципе ближе…
– У меня нет своей машины.
– Мой отец может в этом помочь. Не тебе, так твоим родителям. «Ладу» без очереди взять или «Волгу»…