Не жизнь, а роман!
Шрифт:
– Если ты не уберёшься отсюда завтра, то пожалеешь.
Это было предупреждение второй жены аги Яваша Айкун, и ответа не требовалось. Но ещё хуже оказалось, что после трудного и шумного дня Катю позвала к себе в покои байбише, чтобы вежливо намекнуть о том, что гостье пора домой.
– Меня задерживает невозможность продать украшение, - попробовала Катерина воспользоваться заинтересованностью старшей жены в её скором отъезде.
– Для вас сделано немало, вы злоупотребляете нашим радушием, - размеренно произнесла каждое слово байбише и удостоила Катю долгим взглядом, чуть сдвигаясь
– Я понимаю, что раздражаю вас, но...
– Нет, не понимаете. Ваше присутствие сделало несчастным моего мужа. Он переживает измену и казнь Мануш, предательство родственника, дети остались без матери, а ещё вы тут улыбаетесь, провоцируя Айкун на решительные шаги.
– Да, конечно. Благодарю вас за возможность отдохнуть в вашем доме. Завтра же я попрощаюсь с вами.
– Я рада, что вы правильно поняли меня. Не стоит лишний раз подвергать свою жизнь опасности, - намекнула байбише и, отвернувшись к окну, показала, что аудиенция окончена.
Оставалось только раскланяться и подготовить свои вещи для путешествия.
Прибежавшая Дохик молчаливо забрала наряды, выданные агой, и шепнув, что Айкун действительно затевает какую-то пакость, быстро выбежала.
Рано утром, Катерина попросила агу Яваша встретиться и, опустившись на колени, протянула ему медальон с просьбой отпустить графа Раймунда де Тулузе.
Трястись над медальоном в надежде выручить за него пару ослов, было унизительно, уж лучше действительно положиться на судьбу, спасая мужчину из рабства.
Ага долго покачивался с носка на пятку, пытаясь что -то сказать, но лишь тяжело вздохнул и пригласил её в беседку. Там их дожидался какой-то важный старик в огромном тюрбане с письменными принадлежностями. По велению аги он написал бумагу о даруемой свободе сеньору Бертрану де Бланшфору с его воином Клодом Гарунским и ещё один документ, в котором был подробно описан медальон, послуживший платой за графа де Тулузе. Старик писал медленно, и пока он ещё оформлял первый свиток, ага Яваш ненадолго вышел, оставляя Катерину со стариком. Правда, при выходе из беседки стоял Рутгер и человек, сопровождающий чиновника, но все равно было странно, что ага ушёл.
Катя никогда бы не догадалась, что в это самое время уводящих на работы рабов остановили и вернули графа для разговора с агой.
– Вы знаете, что жена Бертрана де Бланшфора выкупает вас?
– Я надеялся на это, - гордо приподняв голову, неприязненно выдавил Раймунд. Ему не только думать о том, что его жизнь в руках Катрин было неприятно, но даже говорить об этом коробило. Как будто он восхваляет эту ведьму.
– Сеньор де Бланшфор знает об этом?
– Да, он мой друг, - и вновь неприятное чувство кольнуло его в груди. Как же унизительно полагаться на чужого вассала, когда ранее сам был сюзереном и мог позволить себе дарить свою милость, благорасположение.
– Ах, вот оно в чём дело, - графу показалось, что толстяк ага не одобряет действия ведьмы в отношении его. Он бы проткнул эту тушу мечом, а вынужден быть вежливым и делать вид, что уважает его.
– Да, это дело чести!
– не
– Чести? Женщина не может отказать мужу, а друг обязан ценить дружбу и его долг сделать всё возможное, чтобы вызволить вас. Так?
– Совершенно верно.
– А где же ваша честь, почему она позволяет вам принять самопожертвование четы Бланшфор?
– Не понимаю.
– Ваше освобождение ставит их под угрозу.
– Я не понимаю, что вы от меня хотите. В вашей власти отказать сеньоре и назначить другую плату за меня, но... вы этого не сделали?
– Не сделал, но у меня к вам предложение. Вы остаётесь у меня, дожидаясь выкупа, и выполняете более лёгкую работу. Вы же говорите на разных языках?
Дождавшись кивка, Яваш, продолжил:
– Вы можете заняться переводом старинных свитков и записывать их для меня.
– Я умею писать только по-французски и то не делал этого с юношества.
– Но вы же знатный человек, разве с вами не занимались?
– Я не монах, чтобы ковыряться в свитках, а воин, правитель.
– Хм, ну что ж, - Яваш вглядывался в лицо графа и, покачав головой, больше самому себе сказал, что, видно, так угодно Аллаху. Вернувшись в беседку, он дождался оформления всех бумаг, вручил их Катерине и ушёл, пожелав доброго пути.
Она ощущала его недовольство, но не могла понять, чем провинилась перед ним. Оставаться в доме аги больше не было возможным и, посмотрев на поджавшего тонкие бесцветные губы старика, который не скрывал своего резкого неодобрения щедростью аги Яваша по отношению к выкупу подаренных атабеком пленных, отправилась к бараку.
Господина Яхьи не было, но показав бумаги бывшему надсмотрщику, она получила желаемое. Откуда-то сбоку вывели мужа, Клода и графа, которые с недовольным видом держали в руках дешёвые щиты и простенькое оружие. Их вооружили не пригодившимися трофеями, которые и выкинуть жалко - и перековывать одна морока.
Потом мужчин с Катериной проводили к выходу, возле которого уже ждал Рутгер с Морковкиным. Катя знала, что многие обитатели дома подглядывают за ней в оконные проёмы и поэтому, прежде чем уйти, она низко поклонилась. Как бы то ни было, всё могло сложиться значительно хуже. Ага забрал бы выкуп сразу и она оказалась бы в точно таком же положении как сейчас. Может, прав Берт, всё у них получится, ведь мужчинам дали хоть какое-то оружие...
Глава 13. Молитвы и искры.
Один не разберёт, чем пахнут розы,
Другой из горьких трав добудет мёд...
Кому-то мелочь дашь, навек запомнит,
Кому-то жизнь отдашь, а он и не поймёт...
Омар Хайям.
Очутившись за воротами дома аги, Бертран, Клод и Раймунд расправили плечи, вдыхая воздух свободы полной грудью. Катерина и Рутгер могли только догадываться, какие чувства бывшие пленники испытывали, освободившись из рабства. Пусть они не познали на себе всю полноту своего незавидного положения, но ведь двое из них - владетели, и каково им было превратиться в бесправных существ. Свобода пьянила их, не давая сосредоточиться на насущных проблемах.