Неандертальский параллакс. Трилогия
Шрифт:
— …так что, — продолжал Джок, — мир неандертальцев и правда пережил недавний коллапс магнитного поля, и когда поле появилось снова, всего шесть лет назад, его полярность стала обратной по сравнению с той, что была до коллапса — такой же, как сейчас на нашей Земле.
— Именно так.
— Значит, всё в порядке? — сказал Джок. — Именно это я и хотел узнать.
— Это ещё не всё, — сказала Луиза. — Далеко не всё.
— Ну так не тяните жилы, рассказывайте!
— Хорошо-хорошо. Земля — единственная Земля, существовавшая в те времена — пережила коллапс магнитного
— Вы считаете, что пропадание магнитного поля как-то связано с тем, что пещерные люди изобрели рисование?
— И культуру. И язык. И символическую логику. И религию. Да, я так считаю.
— Но как?
— Я не знаю, — ответила Луиза. — Но помните, что анатомически современные Homo sapiens впервые появились сто тысяч лет назад, но осознали себя лишь сорок тысяч лет назад. Мы имели такие же точно мозги, как и сейчас, в течение шестидесяти тысяч лет, не занимаясь никакими видами искусств и не проявляя никаких признаков подлинной разумности. А потом — клац! — что-то случилось, и мы стали разумными.
— Да уж, — сказал Джок.
— Вы знаете, что у некоторых птиц в мозгу есть частицы магнетита, которые помогают им определять направление?
Джок кивнул.
— Так вот, у нас — у Homo sapiens — тоже есть магнетит в мозгу. Никто не знает, почему, поскольку у нас, очевидно, нет встроенного в организм компаса. Но когда сорок тысяч лет назад магнитное поле Земли схлопнулось, я думаю, с этим магнетитом случилось что-то, что, если можно так выразиться, привело к загрузке сознания.
— И что же случится, когда магнитное поле пропадёт в следующий раз?
— Ну, в мире неандертальцев во время недавнего коллапса ничего необычного не произошло, — сказала Луиза. — Но…
— Но…?
— Но они не сжигают ископаемое топливо. У них нет миллиардов автомобилей. Они не применяют хлорфторуглеродов в кондиционерах.
— Да? И что?
— Так что их атмосфера в целом и озоновый слой в частности находятся в нетронутом состоянии. В отличие от наших.
— Как это связано с геомагнитными реверсиями?
— У Земли есть два средства защиты поверхности от солнечной и космической радиации: атмосфера и магнитное поле. Если подводит одно, его может заменить другое…
Глаза Джока округлились.
— Но у нас одно из них уже барахлит.
— Точно. Наш озоновый слой истощён; химический состав нашей атмосферы изменён. Когда магнитное поле снова исчезнет — а этот процесс, по всей видимости, уже начался — у нас не будет запасного средства защиты.
— И что будет?
— Je ne sais pas, — сказала Луиза. — Нам придётся построить множество моделей, прежде чем можно будет сказать что-то определённое. Но…
— Снова «но»! Что на этот раз?
— Ну, во время прошлого коллапса сознание загрузилось, а в этот раз, если говорить о последствиях, ожидается мать всех геомагнитных коллапсов. В этот раз сознание может — если снова воспользоваться компьютерной терминологией — сознание может зависнуть.
Эпилог
Понтер поблагодарил оператора транспортного куба и вышел наружу. Он чувствовал на себе взгляды женщин, ощущал их неодобрение. Но хотя до того, как Двое станут Одним, оставался ещё целый день, он не мог ждать.
Проведя на другой Земле большую часть месяца, три дня назад Понтер и Мэри вернулись в мир неандертальцев. Он сказал, что такое расписание позволит ему увидеться и с Адекором, и с дочерьми за один визит, что, безусловно, было правдой. Но, поскольку Мэри снова отправилась жить к Лурт, пока Двое не станут Одним, это позволило ему также встретиться со скульптором личности в надежде избавиться от бессонницы и ночных кошмаров, которые преследовали его.
Но сейчас Понтер приближался к лаборатории Лурт — направляемый Хаком, поскольку он сам никогда раньше здесь не бывал. Войдя в полностью каменное здание, он попросил первую же встреченную женщину показать ему, где работает Мэре Воган. Изумлённая женщина — 146-го поколения — показала, и Понтер отправился вдоль по коридору. Он подошёл к комнате, которую ему указали, и увидел Мэри и Лурт, склонившихся над рабочим столом.
Вот и всё, подумал Понтер. Он сделал глубокий вдох, и…
— Понтер! — сказала Мэри, поднимая голову. Она была рада его видеть, но…
Но нет. Это был его мир — и это было неподходящее время.
— Что случилось? — спросила она подчёркнуто спокойным тоном.
Понтер посмотрел на Лурт.
— Мне нужно поговорить с Мэре наедине, — сказал он.
Лурт вскинула бровь. Она ободряюще сжала предплечье Мэри и вышла, закрыв за собой дверь.
— В чём дело? — спросила Мэри. Она почувствовала, как зачастило сердце. — С тобой всё в порядке? Что-то стряслось с Жасмель или…?
— Нет. Всё хорошо.
Всё ещё нервничая, Мэри попыталась прояснить ситуацию.
— Тебе же сюда нельзя. Двое ещё не стали Одним.
Но в голосе Понтера послышалось раздражение.
— К… к чертям всё это, — сказал он.
— Понтер, в чём дело?
Понтер глубоко вдохнул и произнёс несколько слов на своём языке. Впервые за всё время его слова не были переведены немедленно, и Мэри увидела, как Понтер немного склонил голову на бок, как он всегда делал, слушая, что ему говорит Хак через ушные импланты.
Понтер заговорил снова, резким тоном, и Мэри расслышала неандертальское слово «ка», которое, как она знала, означает «да». Наверное, Хак говорил ему что-то вроде «Ты уверен, что на самом деле хочешь это сказать?» Понтер, по-видимому, ответил, что да, на самом деле хочет, и отругал компаньон за вмешательство. После секундного молчания Понтер снова открыл рот, однако Хаку, по-видимому, этого оказалось достаточно, чтобы воспроизвести перевод предыдущей фразы Понтера.
— Я люблю тебя, — произнёс синтезированный компьютером голос.