Неандертальский параллакс. Трилогия
Шрифт:
— Нет, — сказала Мэри. — Нет-нет. Он говорит о Небесах. — Она подняла руку в предостерегающем жесте и успешно предотвратила очередной гудок Хак. — Небеса — это место, где мы предположительно будем существовать после смерти.
— Это оксюморон. — Мэри молча восхитилась мастерством Хак. Понтер на своём языке явно произнёс несколько слов, должно быть, что-то вроде «терминологическое противоречие», но компаньон сообразил, что в английском существует отсутствующий в неандертальском способ выразить эту мысль более коротко.
— Ну, —
— Большинство?
— Ну… думаю, да.
— Вы?
Мэри нахмурилась, размышляя.
— Да. Полагаю, да.
— Основываясь на каких свидетельствах? — спросил Понтер. Тон его неандертальского голоса оставался нейтральным; он не насмехался.
— Ну, говорят, что… — она замолкла. Почему она верила в это? Она — учёный, рационалист, человек, мыслящий логически. Конечно, её религиозное индоктринирование произошло задолго до того, как она получила биологическое образование… В конце концов она просто пожала плечами, понимая, что любой объяснение будет неадекватным. — Так записано в Библии.
Хак загудела.
— Библия, — сказала Мэри. — Святое Писание. — Би-ип. — Священный текст. — Би-ип. — Почитаемая книга, содержащая моральное учение. Первая её часть — общая у моего народа, называемого «христиане», и у другой крупной религии — иудеев. Во вторую часть верят только христиане.
— Почему? — спросил Понтер. — Что описывает вторая часть?
— В ней изложена история Иисуса, сына Божьего.
— А, да. Тот человек говорил о нём. Так… так у этого… создателя вселенной был сын-человек? Значит, Бог — тоже человек?
— Нет, нет, он бесплотен. У него нет тела.
— Как такое может быть?
— Мать Иисуса была женщина, Дева Мария. — Она помолчала. — Моё имя происходит от её.
Понтер качнул головой.
— Прошу прощения. Хак проделала изумительную работу, но здесь явно не справляется. Мой компаньон перевёл что-то из сказанного вами как «не имеющая сексуального опыта».
— Дева, именно так, — сказала Мэри.
— Но как дева может стать матерью? — спросил Понтер. — Это снова… — и Мэри услышала, как он произносит те же слова, которые Хак ранее перевела как «оксюморон».
— Иисус был зачат без сексуального контакта. Бог будто бы просто поместил его в её чрево.
— А другая фракция — иудеи, так вы их назвали? — она отвергает эту историю?
— Да.
— Они, похоже, менее… легковерны, я бы сказал. — Он посмотрел на Мэри. — Вы в это верите? В историю об Иисусе?
— Я — христианка, — сказала Мэри, убеждая в этом не столько Понтера, сколько себя. — Последовательница Иисуса.
— Понимаю, — сказала Понтер. — И вы также верите в существование жизни после смерти?
— На самом деле я верю в то, что настоящим средоточием личности является душа, — би-ип, — бестелесная версия личности, и эта душа попадает после наше смерти в одно из двух мест, где продолжает существовать. Если это был хороший человек, то его душа попадает на Небеса — в рай, в присутствие Господа. Если же человек был плохой, то его душа попадёт в Ад, — би-ип, — где подвергается пыткам, — би-ип, — мучениям бесконечно долго.
В этот раз Понтер долго молчал; Мэри пыталась прочитать выражение его лица. Наконец, он сказал:
— Мы — мой народ — не верим в жизнь после смерти.
— И что же, по-вашему, происходит после смерти? — спросила Мэри.
— Для того, кто умирает, ничего не происходит. Он прекращает быть, полностью и безвозвратно. Всё, чем он был, утрачивается навсегда.
— Это так печально, — сказала Мэри.
— Разве? — удивился Понтер. — Почему?
— Потому что приходится жить дальше без них.
— А вы можете общаться с теми, кто обитает в этой вашей жизни после смерти?
— Нет. Я не могу. Есть люди, которые утверждают, что могут, но их утверждения ничем не подкреплены.
— И почему я не удивлён? — сказал Понтер; интересно, где Хак умудрилась подхватить это выражение? — Но если у вас нет способов контактировать с жизнью после смерти, с этой обителью мёртвых, то почему вы в неё верите?
— Я никогда не видела параллельный мир, из которого вы явились, — сказала Мэри, — но я верю в его реальность. Да и вы сами больше не можете его видеть — но всё ещё продолжаете в него верить.
Хак снова заработала высший балл.
— Туше, — сказала она, подытожив полдюжины сказанных Понтером слов.
Но откровения Понтера заинтриговали Мэри.
— Мы считаем, что мораль возникает из религии: из веры в существование абсолютного добра и из, гмм, так сказать, страха перед проклятием — попаданием в Ад.
— Другими словами, — сказал Понтер, — люди вашего вида ведут себя хорошо только потому, что иначе им угрожает наказание?
Мэри согласно качнула головой.
— Это Пари Паскаля, — сказала она. — Если вы верите в Бога, но он не существует, то вы почти ничего не теряете. Но если вы не верите, а он существует, то вы рискуете подвергнуться вечным мукам. Учитывая вышесказанное, разумнее верить, чем не верить.
— Ах, — сказал Понтер; это междометие звучало на его языке так же, как и по-английски, так что Хак не трудилась его воспроизводить.
— Но послушайте, — сказала Мэри, — вы так и не ответили на мой вопрос о морали. Без Бога — без веры в то, что вы будете вознаграждены или наказаны после смерти — что лежит в основе морали вашего народа? Понтер, я провела с вами довольно много времени; я знаю, что вы хороший человек. Но что делает вас таким?
— Я веду себя так, а не иначе, потому что так правильно.