Неандертальский параллакс. Трилогия
Шрифт:
— Почему?
— Ну, потому что адюльтер, — би-ип, — это плохо.
— Плохо? — переспросил Понтер; Хак, видимо, всё же подставила какой-то перевод для незнакомого слова. — Почему это может быть плохо, кроме как в случае ложного признания отцовства? Кому причинён вред?
— Ну, э-э… я не знаю. В смысле, у нас адюльтер считается грехом. — Би-ип.
Мэри предвидела этот гудок. Если у вас нет религии, нет списка вещей, которые, не нанося никому вреда, тем не менее считаются предосудительными — употребление лёгких наркотиков, мастурбация, адюльтер, порнография — то вы, скорее
Мэри покачала головой. Все те жизненные ситуации, в которых ей было стыдно или неловко, когда она была рада, что никто не видит, чем она занимается: неужели ей было не по себе только из-за нарушения каких-то церковных эдиктов? Стыд от того, что она ушла от Кольма; стыд, который не давал ей потребовать развода; стыд от того, что в её жизни не было мужчины, а потребности никуда не делись; стыд греха… Понтер, как казалось, был свободен от этого; никогда не стыдится того, что доставляет ему удовольствие, если только это не вредит никому другому.
— Полагаю, ваша система может работать, — с сомнением в голосе сказала Мэри.
— Она работает, — ответил Понтер. — И учтите, что в случае серьёзных преступлений доступны два архива алиби: подозреваемого и жертвы. Жертва обычно приобщает свой архив к делу в качестве доказательства, и в большинстве случаев преступник устанавливается тут же.
Мэри чувствовала одновременно восхищение и отвращение. И всё же…
Тот вечер в Йоркском…
Если бы всё записывалось, смогла бы она заставить себя показать запись кому-то другому?
Да, твёрдо ответила она себе. Да. Она не сделала ничего дурного, ничего такого, чего стоило бы стыдиться. Она — невинная жертва. Так говорилось во всех брошюрах, которые дала ей Кейша в центре помощи жертвам изнасилования, и она приложила все, абсолютно все свои силы, чтобы в это поверить.
Но… даже если бы записывалось все, что она видела, помогло бы это поймать чудовище? На нём была балаклава; она не видела его лица, хотя тысячи разных лиц с тех пор преследовали её в кошмарах. Кого бы она обвинила? Чей архив алиби суд постановил бы вскрыть? Мэри не имела ни малейшей зацепки, ни единого подозреваемого.
Что-то сжалось у неё внутри. Может быть, в этом и состоит проблема, которой народ Понтера сумел избежать — в том, что у нас слишком много потенциальных подозреваемых, слишком много тесноты, слишком много анонимности, слишком много злобных агрессивных… мужчин. Да, мужчин. Каждого преподавателя её поколения особо ориентировали на использование гендерно-нейтрального языка. Но насильственные преступления совершаются преимущественно мужчинами.
И всё же она прожила свою жизнь в окружении добрых, приличных мужчин. Её отец, двое братьев, множество доброжелательных коллег, отец Калдикотт, а до него — отец Бельфонтэн, друзья, горстка любовников.
Какая часть мужского населения создаёт проблемы? Сколько процентов буйных, злобных, неспособных контролировать эмоции, неспособных противиться импульсам? Действительно ли их настолько много, чтобы их нельзя было… «вычистить», кажется, так выразился Понтер — какое доброе и оптимистичное слово — из генофонда человечества поколения назад?
Неважно, велик или мал процент буйных мужчин, подумала Мэри, всё равно их слишком много. Даже один такой ублюдок — это слишком много, и…
Вот и она уже думает, как народ Понтера. Генофонду и правда пошла бы на пользу небольшая терапевтическая чистка.
Да, не повредила бы.
Глава 34
Адекор Халд лежал на утопленном в пол ложе и смотрел на вделанный в потолок хрономер. Солнце уже несколько деци как взошло, но он так и нашёл причин для того, чтобы встать.
Что случилось в тот день в лаборатории квантовых вычислений? Что пошло не так?
Понтер не испарился, его не пожрало пламя, он не взорвался. Все эти процессы оставили бы немало следов.
Нет, если он прав и Понтера перенесло в иную вселенную… но…
Но это звучало дико даже для него самого; он вполне понимал, как возмутительно прозвучало подобное предположение для арбитра Сард. Но как ещё это объяснить?
Понтер исчез.
И на его месте появилось большое количество тяжёлой воды.
Предположим, думал Адекор, это был равный обмен: переместилась идентичная масса, но весьма различные объёмы. В конце концов, пропал не только Понтер; Адекор слышал шум врывающегося в вычислительную камеру воздуха, словно там образовалось разрежение. Но даже весь воздух в камере весил очень мало, тогда как жидкая вода — притом жидкая тяжёлая вода — пребывает в своём наиболее плотном из возможных состояний, более плотном, чем если бы она полностью замёрзла.
Значит, так: большой объём воздуха и один человек пропали из этой вселенной, а идентичная, но занимающая значительно меньший объём масса тяжёлой воды, появилась вместо них из… с другой стороны; именно это определение постоянно лезло Адекору в голову.
Но…
Но это значит, в этом же месте другой вселенной находится тяжёлая вода. А чистая тяжёлая вода в природе не встречается.
Что означает, что… портал, снова слово всплыло в голове непрошеным… так вот, портал должен открываться внутрь большого бака с тяжёлой водой. И если тяжёлая вода переместилась оттуда сюда, то Понтер переместился отсюда туда, из чего следовало…
Из чего следовало, что он, вполне вероятно, утонул.
На дне глубоких глазниц Адекора выступили слёзы, словно собирающаяся в колодцах дождевая вода.
Понтер поёрзал на диване и снова посмотрел на Мэри.
— Архивы алиби не только раскрывают преступления, — сказал он. — У них есть и другие применения. К примеру, вчера по телевизору говорили, что двое туристов потерялись в Алгонкинском парке [30] .
30
Алгонкинский провинциальный парк — канадский национальный парк в провинции Онтарио между озером Гурон и рекой Оттава. (Прим. перев.)