Неангел-хранитель
Шрифт:
И, блять, я люблю её в это мгновение. Не как женщину даже! А как человека, что ослабил ошейник, который мешает дышать.
Выходит. И я тоже. Через несколько секунд. Иду сразу в сторону парка.
Градские живут в центре города. В коттедже возле парка. На другой его стороне. И Ника всегда идёт отсюда домой через этот огромный парк. Где случилась та злополучная собака, что напугала её и отняла мой голос.
Иду следом за ней по освещённому фонарями парку. В какой-то момент она, видимо, начинает чувствовать
– Девушка… – игриво пытается подхватить её под локоть какой-то пьяный чувак.
В это мгновение я теряю адекватность, превращаясь в оголённый нерв, разъярённого цербера.
Она уворачивается и ускоряет шаг.
– Эй! Стой, сказал! – развязно и пьяно.
Идёт следом за ней.
– Сука… Стой… Резвая какая… Бляди… – невнятно бормочет он.
Выхожу ему наперерез и толкаю плечом в плечо.
– Чо надо?… – агрессивно.
Хватаю за грудки, размахиваюсь головой, с хрустом ломаю ему лбом нос и укладываю к своим ногам. Вот так, блять. Нехуй трогать эту девочку.
Ника издали поворачивается. Между нами метров пятьдесят… Натягиваю капюшон глубже. Убегает… Дальше идти не решаюсь. Она испугана и будет оборачиваться.
Возвращаюсь к машине. У меня договорённость с тату-мастером. Еду, на светофорах просматривая каталог с тату. Ничего не цепляет глаз.
Захожу в салон. Не был тут года полтора.
– Здорово, Беркут, – тянет мастер руку.
Молча пожимаю. Поворачиваю к нему экран своего телефона: «Временно я немой». Очень надеюсь, что временно… Оттягиваю ворот водолазки, демонстрируя горло.
– Ебать… – передёргивает его. – Собака?
Киваю. Стягиваю водолазку, падаю на кресло. Пишу: «Сделай красивый широкий ошейник, чтобы шрамы не бросались в глаза».
Мастер берёт в руки перманентный маркер и задумчиво рассматривает мои шрамы. Ведёт линию, погружаясь в работу. Он отличный художник.
Через час подносит зеркало, показывая эскиз. Широкая полоса из языков пламени, шипов и два крыла, расходящихся в разные стороны. Шрамы филигранно вплетены в рисунок.
– Ты же у нас Беркут. Крылья – самое оно.
Показываю большой палец вверх. И губами проговариваю: «Бей». Пока он готовит инструмент, меняю на аватарке фотку на птицу беркут. Стираю своё имя Александр, оставляя только фамилию Беркут.
Долго смотрю на её авку. Это непреодолимый соблазн. С первой секунды я знал, что сделаю это.
«Тону в глубине твоих глаз… мне нечем дышать… мой мир замирает… когда ты мимо делаешь шаг…»
Глава 3 – Папина дочь
Зависнув взглядом на стене, размешиваю ложечкой кофе.
Мужчина тот… в парке. Не тот, который пристал. Другой…
Меня уносит в тот день, когда на меня напала собака. Снова это ощущение взгляда, мужчина, идущий следом по парку. Опять опасная ситуация. Словно один в один. Мистика какая-то.
– Ника?…
– М? – поднимаю глаза на отца.
– Ты передумала?
Смотрит на мою руку, где так и не прижилось дорогое, но прохладное кольцо Макса.
– Пап, я вернула кольцо.
– Почему?
– Я всё пытаюсь представить нас вместе, запертых… ну на сутки, например. И мне странно. Мне кажется, это будет тяжело, вынужденно и неловко.
– До сих пор?
– Да. Мы словно не сближаемся. Может, это нормально? Может, я себе придумала, что должно быть как-то иначе?
– Это вопрос не ко мне. Единственная женщина, которая меня не напрягает на одной территории – это ты.
– Может, я в тебя?
– Хм…
– А если нам попробовать с ним просто пожить какое-то время?
– Исключено! – тут же меняется в лице отец. – Моя дочь не будет сожительницей. Любишь его – выходи замуж. Не любишь – держи на расстоянии.
– Ну, пап!..
– Я всё сказал. Я и так закрыл глаза на многие детали, – свирепо взирает из-под бровей.
Это он о сексе… Ещё год назад он готов был растерзать меня за мысль о сексе до брака. И плевать ему было на моё совершеннолетие. Но случай с собакой немного смягчил его по отношению к Максу, и он со скрипом принял факт наших отношений.
Увы, они так и остались на каком-то приятельском уровне, не развиваясь глубже. Вроде бы и чувства были, и очень много красивых слов… Макс настаивает на браке. Но дистанция не меняется. Не знаю уж, чья эта вина.
Я полностью папина дочь, до мозга костей. Когда они развелись с мамой, мне было двенадцать. У меня даже вопроса не стояло, с кем я останусь. Хотя маму люблю очень. И видимся мы каждое лето. Мама была очень молода, когда родила меня, и мы больше как подруги. А папа… Папа – это моё всё!
Быть может, именно поэтому я не могу подпустить ближе мужчину. А отец так и остался не женат, полностью сосредоточившись на мне и на бизнесе. Перспективы в личных отношениях, короче, у нас с ним так себе…
Допив кофе, обнимаю нахмурившегося отца, чтобы немного растопить, и убегаю к себе.
На тумбочке наша с Максом фотка на фоне его машины. Он гоняет ночами… Стрит-рейсинг. Я пыталась как-то повлиять на это. Но он врёт, что бросил это увлечение. А мне кажется, что даже когда он со мной, то не полностью. Постоянные переписки, тачки, апгрейды, движки, литьё, присадки, азот… Утром спит до двенадцати. Кроме машин его ничего не интересует.
Удивительно, но я ищу в себе страх за него и не могу отыскать. Я забила, наверное, на то, к чему никак не могу дотянуться.