Неангелы

Иногда наша жизнь кажется размеренной и скучной, мы смотрим кино и думаем: «Вот бы и мне такие приключения, уж я бы им показал!» Но когда дело доходит до реальной заварушки, мы прячем голову в песок. Почему? У всех по-разному. Я предпочитаю об этом не думать, особенно, когда уже торчу клювом в песке.

Многие люди считают, что совершеннолетие – особенный возраст, после восемнадцати всё становится как-то иначе. Мой же мир в восемнадцать перевернулся полностью. Я проснулась от сильного шума. Голова ныла в унисон окружающему меня гулу, во рту стоял стойки привкус

железа и пыли. Где я? Открыть глаза и оглядеться по сторонам – самая глупая идея на свете. Почему? Всё просто. Плотная повязка лишала меня малейшей возможности что-либо рассмотреть, зато давящий на уши, свистящий звук вращающихся лопастей вертолета я узнала без труда. Откуда? Вы бы знали, сколько лет родители пытались затащить меня в эту адскую машину. Кажется, кому-то это удалось.

– Она очнулась. Снимите с нее повязку и развяжите, - прозвучал знакомый голос. Когда-то он читал мне сказки на ночь, будил меня по утрам в школу и утешал после первой двойки. Сейчас я будто услышала его впервые: вместо доброты и нежности в нем звучало лишь презрение и разочарование. Самое болезненное разочарование в мире – разочарование родителя в своем ребенке. Вместе с этим голосом и началась моя новая жизнь.

Когда вертолет приземлился, кто-то больно схватил меня за плечо, поставил на ноги и снял повязку. Ослепленная ярким солнцем, я прикрыла глаза ладонью. Очередная бесполезная попытка хоть как-то улучшить ситуацию. Понять бы еще, что это за ситуация, с чем её едят, чем запивают и надо ли закусывать.

– Что здесь происходит? Где я?
– глаза постепенно привыкали к свету.

– Ты на пути в тренировочный лагерь Ассоциации.

Я глубоко вдохнула, отгоняя от себя непрошенный страх. Страх увидеть разочарование в глазах стоящего позади меня, самого близкого человека. Обернуться. Убедиться, что это она, а не кто-то чужой, но очень похожий. Нет. Ни один ребенок не спутает свою маму с кем-то другим. Это она. Уши готовы были это подтвердить, глаза не требовались.

– Я же сказала, что не поеду! – лучше уж замуж против воли, чем в тренировочный лагерь Ассоциации. Ох, где ж ты мой престарелый миллионер со вставной челюстью? Я готова. Эй, швартуй свой феррари и вези меня в лазурные дали. Ладно, мне даже девятка по мокрому асфальту в третьесортную хрущевку пойдет, лишь бы подальше отсюда.

– Ты рождена для Ассоциации, у тебя никогда не было выбора, - она с силой схватила меня за плечо и грубо выволокла из вертолета. Неприятная ноющая боль в голове не давала сосредоточиться и привести в порядок мысли, оценить ситуацию и что-то предпринять. Да и что я в сущности могла? Кричать «спасите-помогите»? Кому? На вертолетной площадке суетились люди в комбинезонах с вышитой на нагрудном кармане витиеватой буквой «А», но до меня им совершенно точно не было никакого дела.

Плечо вновь обрело свободу. Я, наконец, смогла успокоить сбившееся дыхание и оглядеться. Это было самое прекрасное место, что мне доводилось видеть в жизни. До самого горизонта тянулась горная гряда, на самых высоких пиках плотной сладкой ватой лежал туман, солнечные лучи пронизывали его, освещая все вокруг. Вертолетная площадка располагалась на горном плато достаточно внушительного размера. С пространственным мышление и определением размеров на глаз у меня всегда были проблемы, но то, что на вертолетной площадке умещалось три вертолета, небольшое двухэтажное здание-кубик и пара десятков человек – показательно.

Я шумно вдохнула чистый горный воздух. Не так уж и плохо. Мне вполне могло здесь понравиться, если бы ни одно но. Каждой клеточкой своего тела я осознавала, что нахожусь на высоте в нескольких сотен метров, если не тысяч. Некуда бежать, некуда прятаться. Только я и мой самый большой страх. Страх высоты. Я с самого раннего детства боюсь ее так сильно, что стоит оказаться выше второго этажа дома, впадаю в неконтролируемую панику, а иногда даже теряю сознание.

Мне не дали до конца

осознать весь масштаб случившейся трагедии и хлопнуться в спасительный обморок.

– Твой прыжок через пять минут, - сообщил проходящий мимо парень и сунул в руки тяжелый рюкзак. Краем глаза я заметила его благоговейный взгляд. Смотрел он, конечно же не на меня, а на стоящую за моей спиной маму. Видимо, один из ее стажеров в этой самой Ассоциации – достойный ученик, без сомнения.

Куда прыгать? Зачем? Я начала оглядываться по сторонам в поисках ответов на свои вопросы, но вокруг лишь горы и суетящиеся люди. Неподалеку собралась кучка каких-то ребят моего возраста. Они взволнованно что-то обсуждали, стоя на краю обрыва. Кажется, на высоте эти «новобранцы» чувствовали себя, как рыбы в воде. Этакий косяк рыб-скалолазов и, что-то мне подсказывало, редких зубоскалов. Особенно выделялся один, с очень громким и низким голосом. Он умудрялся перекричать даже звук вращающихся лопастей одного из вертолетов.

Наблюдая за ними, понимала главное. Теперь я одна. Совершенно одна. Только мне здесь страшно, только меня насильно притащили сюда, только я боюсь подойти к краю пропасти…

– Мама, - набралась смелости, обернулась и встретилась глазами с моей не так давно горячо любимой матерью, - давай вернемся домой.

– Для тебя нет пути назад. Для всех людей за пределами этой поляны ты умерла. Через пару минут начнется инструктаж, после которого ты совершишь свой прыжок вместе со всеми. Иди, познакомься с ними, возможно, скоро вы станете одной командой. – Разговаривая со мной, она явно думала о чем-то другом, далеком и, кажется, приятном. Во мне проснулся гнев. Матери наплевать, что дочь может умереть – немыслимо! Я швырнула рюкзак на землю. – Мама! Очнись! Я могу погибнуть. Твоя единственная дочь может погибнуть! – я схватила ее за плечи и несколько раз ощутимо тряхнула. Может, загипнотизирована? Или что в Ассоциации с людьми делают? Верните мне мою маму, сволочи!

– Лучше иметь мертвую дочь, чем знать, что родила брак, - резким движением она стряхнула мои руки и направилась ко второй вертолетной площадке, где собралась небольшая компания людей, одетых в туристические костюмы цвета хаки или это военная форма? Издалека я не разобрала.

Ответ матери был, словно отрезвляющий и очень болезненный удар по лицу. Во мне проснулись врожденное упрямство и дух противоречия. Теперь я точно не могу погибнуть. Никогда. Нужно понять, что они сделали с моей матерью, где папа и что это за Ассоциация, ломающая людям жизнь! Стараясь унять дрожь в коленях, я накинула рюкзак на плечи и направилась к компании своих ровесников. Не знаю, на что рассчитывала, но попытаться стоило.

Еще на подходе почувствовала окружающее компанию веселье. Их разрумянившиеся лица, веселые улыбки и горящие счастливые взгляды. О ужас! Они были рады тому, что должно произойти. Они смеются? Да вы с ума сошли! Чему они радуются?

– Так значит ты из детского дома? Давал им там прикурить? – высокий, по виду самоуверенный парень громко разговаривал с коренастым очень серьезным на вид молодым человеком.

– Было дело. Детский дом – это тебе не у материной юбки расти. Поводов использовать наши способности хоть отбавляй. Ну, ты понимаешь, о чем я… - он рассмеялся. Громко и, почему-то, устрашающе. Именно его смех я слышала раньше.

Глаза начали слезиться, то ли от поднявшейся пыли, то ли от накопившихся чувств. Я постаралась как можно быстрее отвернуться от новоприбывших. Красноглазое и сопливое нечто – плохое первое впечатление.

Расти у материнской юбки. Да, это было хорошее время…

Я родилась в образцово показательной семье, хоть на доску почета вешай. Здоровая ячейка общества, как сказала бы моя престарелая учительница обществознания, все еще живущая в мире красных флагов, портрета Ленина и гимна про «Союз нерушимый».