Небеса подождут
Шрифт:
Парень рядом спросил:
– Ты что, не слыхал о Каунте Бейси?
Карл помолчал, потом ответил:
– Нет, не слыхал. А вот тебя я, кажется, где-то видел.
Парень устало покачал головой.
– Друг, – сказал он, – не пудри мне мозги. Меня в жизни не привлекали.
– Ты бывал в Талсе?
– Приходилось.
– Ты пианист, – вспомнил Карл. – Где я мог тебя видеть – в дансинге Кейна?
Лицо парня исказила страдальческая гримаса.
– Друг, я в таких сараях не выступаю. Я играл в "Ла-Джоан" с братьями Грей.
– Там-то я тебя и видел, – кивнул Карл. – Точно, "Ла-Джоан".
– Джей Макшан. Так ты был на моих выступлениях? Но не слыхал о Каунте Бейси?
– Может, и слыхал, только имени не запомнил, – ответил Карл. – Заинтересовался музыкой и купил несколько пластинок. Энди Керк...
– И его "Тучи радости".
– Чонси Даунс и его "Фуфло".
– У них есть туба.
– Джордж Ли с сестрой.
– Джулией. Кстати, они только что здесь отыграли.
– Да? Не знал, что это они.
– Хочешь, подойдем? Я тебя познакомлю.
– Да, я с удовольствием.
– И с Каунтом тоже. Он каждый раз сюда заходит, когда приезжает.
– Ты играешь с ним?
– Н-нет, у здешнего пианино свой хозяин. Я выступаю позже – на окраине, в одном клубе с девочками. Мы там просто дурью маемся, сидим и ждем, когда же взойдет солнце. В "Ла-Джоан" ты ничего подобного не слышал!
– Я был на выступлении Луи Армстронга в Оклахома-Сити и купил его пластинку. Привез домой, но мой отец послушал ее только один раз. Сказал, с него хватит.
– Живешь с отцом?
– Я живу в Талсе, а он – в Окмалджи. Навещаю его по выходным.
– Приятель, я родился в Маскоги и сбежал оттуда, как только перестал носить короткие штанишки. – Пианист по фамилии Макшан долго смотрел на Карла и наконец сказал: – Знаешь, а ведь и я тебя где-то видел. Твое фото было в газете?
– Несколько раз.
– Ты пристрелил какую-то знаменитость – кажется, налетчика, верно?
– Эммета Лонга...
– Точно, его! Несколько лет назад. Помню, я читал, что ты его знал и раньше.
– Мне было пятнадцать, и я жил с отцом. Я зашел в аптеку за мороженым, а Эммет Лонг заглянул туда за сигаретами.
– Ты сразу узнал его?
– Я видел его портрет на плакатах "Особо опасные преступники". И тут входит индеец из племени крик, полицейский из резервации, по имени Малыш Харджо. Эммет Лонг два раза выстрелил в него – без повода, просто так. – Карл помолчал, потом продолжил: – До того как Малыш Харджо вошел, я ел мороженое... Эммет спросил: какое? Я ответил: персиковое. Он захотел попробовать, я протянул ему рожок. Он держал его на отлете, потому что мороженое начало таять. Потом откусил кусочек... Я увидел, что усы у него в мороженом.
Макшан улыбнулся:
– И вся эта муть засела у тебя в башке, верно? Он спер твое мороженое, и при следующей встрече ты его пристрелил.
– Он находился в федеральном розыске, – ответил Карл. – Вот почему я его выследил.
– Понимаю, – кивнул Макшан, – но интереснее считать, будто ты завалил его за то, что он спер у тебя мороженое. – Он посмотрел на Карла Уэбстера в упор и спросил: – Ты уверен, что не из-за этого?
Макшан рассказал о себе. Он никогда не брал уроки, начал играть в церкви, с братьями Грей. Выступал в Талсе, в Небраске, в Айове, приехал в Канзас-Сити и поступил в ночной клуб. Платили ему доллар с четвертью
За разговором о музыке и клубах они выпили по паре коктейлей.
– Похоже, – заметил Карл, – ты успел поиграть во всех здешних заведениях.
– Почти, – кивнул Макшан. – Когда состарюсь, стану тапером в борделе.
Карл задумался:
– По-моему, девушку, которую я ищу, тянет к развлечениям – я имею в виду ночные клубы, а не бордели; возможно, она устроилась в один из них. Ты, случайно, не встречал рыжую девушку с очень белой кожей по имени Лули?
Карл произнес ее имя громко, во весь голос, не надеясь на удачу.
Но Макшан неожиданно ответил:
– Нет, зато я знаю рыжую девушку с очень белой кожей по имени Китти.
Она написала, что собирается сменить имя на Китти... Записка лежала у Карла в кармане.
– Привет, ребята! – говорила она джентльменам, сидящим за столиком. Казалось, она рада видеть их. – Я Китти. Что вам принести, ребята?
Несколько раз она оговаривалась, называла себя Лули, но клиентам было все равно; они с интересом пялились на мишку персикового цвета, который почти ничего не закрывал. Только один раз посетитель сказал: "Я думал, тебя зовут Китти!" – и ей пришлось сочинять: она называет себя вторым именем, потому что оно ей больше нравится, только она еще не привыкла. После того случая она всякий раз напоминала себе, как ее зовут, прежде чем подойти к столику.
Бдительным клиентом оказался репортер из "Канзас-Сити стар" – тот самый, который приезжал к ней домой в Саллисо еще до того, как она поехала в Талсу давать интервью писаке из "Настоящего детектива", а потом напрасно ждала, что Карл Уэбстер поведет ее на танцы. Тот репортер советовал: если она когда-нибудь приедет в Канзас-Сити, пусть поищет работу в ресторанчиках сети Фреда Харви. Там, уверял он, девушкам платят чаевые не за то, что им приходится раздеваться. Говорил, если она устроится в ночной клуб, ей придется работать полуголой. "Вот как?" – спросила тогда Лули. И репортер сообщил, что его любимый ночной клуб – "Мишка Тедди", бывший миллионерский особняк на углу Восемнадцатой и Центральной.
– Только не подходи близко к тому месту, если ты баптистка, – добавил он.
Когда Лули пришла искать работу, управляющий Джонни сказал:
– Ты девушка умная и должна понимать: желание клиента – закон. Если позволят себе лишнее, пока они тут в клубе, например, кто-нибудь тебя облапит, – терпи. А если кто после смены предложит тебе смотаться с ним в отель – как хочешь, это уже дело твое.
Ночью являлись молодые богатые клиенты – распаленные, возбужденные, полупьяные; с ними было трудно. Они хватали ее уже в холле, затаскивали в отдельные номера, даже в кабинет Джонни, и пыхтели, раздвигая ей ноги коленом. Все уговаривали ее уехать с ними.