Небесная собака. Спасение души несчастного. Том 2
Шрифт:
Никто не знал об их пристанище, хотя… кое-кто все же объявился. Два небожителя под предводительством бога войны заявились к дереву и пнули его, словно городская стража, что с ноги отворила дверь дома опасного преступника. Под кроной как раз посапывал демон. Три небожителя с мечами наперевес пришли по его душу. Скандал вспыхнул в считаные секунды. Наблюдавшего незнакомый сон Го Бохая охватило тревогой, точно он был тем преступником, за которым пришли. Он дернулся вперед, чтоб разобраться, в чем дело, но ноги отказались подчиняться хозяину и словно увязли в высокой траве, как в трясине.
Неожиданно трое подняли демона за грудки и обнажили оружие. Для Го Бохая, отлично знавшего божественные уставы, что
Перепалка разгоралась не на шутку, и в какой-то момент демон позволил себя ударить. Сердце Го Бохая сжалось от тревоги. Он знал, что будет дальше, но видеть это был совсем не готов. Да и вообще, почему ему снится то, что вживую он не застал?
Требуя чего-то, троица уподобилась уличному хулиганью и безо всякой чести вступила в драку с невинным. Поведай Го Бохай обидчикам, что бьют они демона редкой души, не совершившего ничего дурного, – по крайней мере, он так считал, – они бы все равно не послушали его. И от всего этого ему становилось только дурнее. Он ничего не мог сделать, даже отвернуться.
В какой-то момент ситуация усугубилась: острие меча одного из небожителей вонзилось в плечо демона. Это был Лян Фа! Лян Фа первым окропил оружие кровью. Все еще не уподобляясь врагу, Мокуан схватил клинок, чтобы остановить того, и тотчас замер: бог войны, что все это время больше всех угрожал и нанес увечий больше всех, громко выкрикнул: «Лжец!» – и выпустил стрелу. Сердце Го Бохая остановилось, внутри все умерло. Он сорвался с места, вырывая ноги из вязкой травы, но его тело словно тянуло назад, как он ни старался. Увязнув в земле еще сильнее, он упал и, только подняв глаза, пронзительно закричал:
– Лян Фа, стой!
Собственный голос разбудил Го Бохая. Открыв глаза, он обнаружил, что лицо намокло от слез. Теперь наставник точно проснулся: над головой в полном мраке виднелся отвратительно знакомый потолок, а осознание, что он сейчас тут, а не там, доводило его до безумия.
Впившись пальцами в собственное лицо, он пытался не плакать, но ничего не выходило. С каждым вздохом вой все больше походил на рев дикого зверя.
Такую истязающую душу правду никто не готов принять: смерть близкого от руки товарища… Го Бохай сполз с кровати и направился к низкому столику с лекарствами.
Цепляя и роняя все на своем пути, мужчина двигался так, словно его ноги все еще были по колено в вязкой трясине. И, только приблизившись к блюдцу, разящему едкими травами, он сдался и обмяк. Упало и блюдце с пилюлями, которые раскатились по полу у рук Го Бохая. Ненависть к самому себе за безучастность во сне настигла его, подобно буре, что преследует безвинные корабли: он вцепился ногтями в пол и больше не мог себя сдерживать:
– А-а-а-а!
Го Бохай тщетно терзался вопросом, что же сейчас доводило его до отчаяния: смерть Мокуана или поступок Лян Фа. А ведь в прошлом он вымаливал прощения у Го Бая. В реальности смерть демона Душ произошла не на глазах бога дождей и гроз: тот как раз предстал перед Верховным судом, и известие дошло до него случайно.
Под влиянием печати Забвения и не пережитых обид, которые он очень долго скрывал от самого себя, его посетило единственное желание – кануть в небытие… Что еще может заглушить подобную боль?
Вдруг двери покоев резко отворились. Го Бохай даже не дрогнул. В комнату вбежала Минь-Минь. Перепуганная служанка подхватила мужчину и попыталась разузнать, что произошло, а он неистово закричал:
– Почему?! Почему Мокуан?..
Глава 40. Часть 1. Долгие разговоры о важном, или Сколько скелетов у нас в шкафу запрятано друг от друга?
Наутро, покинув покои, Го Бохай не обнаружил никого в округе: оказалось, проснулся он довольно рано, настолько, что еще ни одна птица не решалась петь. По-видимому, и Минь-Минь сейчас отдыхала. Потому, приведя себя в порядок, Го Бохай отправился на прогулку.
Лишь пройдя маленький мостик с озерцом и величавый сад госпожи, наставник обратил внимание на приоткрытые двери зала знаний. Маловероятно, думал он, что в такое время там находится У Чан, ведь вчера наследник до глубокой ночи развлекал своим обществом созванных гостей. Однако, заглянув внутрь, наставник удивился. Сидевший спиной ко входу усердно что-то писал, вычеркивал и бормотал себе под нос. Казалось, ученик был сосредоточен и его ничем было не отвлечь, как вдруг он, не оборачиваясь, позвал:
– Учитель!
Го Бохай улыбнулся:
– А тебя не проведешь, спиной все чувствуешь. – Он подошел к столику. – Чем ученик занят? Обычно он просыпается позже всех в поместье, если не в городе.
Немного помявшись, У Чан неуверенно пододвинул учителю исписанный иероглифами лист. Каллиграфия наследника клана была на том же уровне, что и у хорошего чиновника: ключи иероглифов уставного письма [21] были выведены им по всем правилам, без единой помарки или ошибки. Правда, работе недоставало аккуратности: строка тут, строка там, а в середине листа – большие капли туши.
21
Кайшу, в дословном переводе «уставное/образцовое письмо», – исторический стиль китайской каллиграфии. Основные характеристики – строгий порядок черт, отчетливость в прописывании каждого элемента иероглифа, пластичность черт за счет толщины линий и скорости написания.
Увидев написанное, Го Бохай покачал головой. Эта картина натолкнула его на мысль о сложности и непредсказуемости характера наследника. Все, что бы ни попросил учитель, У Чан выполнял идеально, с поистине чиновничьей въедливостью. Но если наследнику нужно было сделать что-то, не связанное с Го Бохаем, он тотчас превращался в ленивого неумеху.
– С момента, как я покинул столицу Лунъюань, – с волнением заговорил У Чан, – я начал изучать распространенный на Востоке стиль семислоговой поэзии ши [22] . Господин Мэн довольно силен в ней, а вот я мало что понимаю. Пятисловные четверостишия мне легче даются. И когда мы виделись в последний раз, он попросил меня написать хоть что-то для будущих обсуждений, однако за всю ночь я так ничего и не смог сделать. Видимо, это не мое…
22
Форма классической китайской поэзии. Ши состоит не только из строк в семь иероглифов (слогов), но и в четыре, пять, шесть.
Усевшись напротив, Го Бохай спросил:
– За всю ночь ты и глаз не сомкнул?
Ученик опустил взгляд и, помедлив, ответил:
– Я и не пробовал, даже не хотел.
Го Бохай прищурился, всматриваясь в сребровласую макушку наследника, и ничего не ответил. Тишину нарушал лишь звук, с которым кисть из беличьей шерсти бесцельно елозила по бумаге, рисуя незамысловатые каракули.
Ночь Го Бохая тоже была непростой. На мгновение он со смущением вспомнил бурю эмоций, что охватила его прямо на глазах Минь-Минь. Чего теперь бояться больше: жутких снов из-за разрушенной печати Забвения или моментов, когда последствия этих самых снов в виде сильных чувств окажутся выставлены напоказ?