Небесное пламя (Божественное пламя)

Рено Мэри

Александр смотрел прямо перед собой. Его испачканные в земле руки уверенно держали поводья: они занимались своим делом, ум – своим. В шестилетнем ребенке это казалось странным, вызывая смутную тревогу. Птолемей посмотрел на прекрасный чистый профиль Александра. «Копия матери, – подумал Птолемей, – ничего от Филиппа».

Мысль поразила его как удар молнии. С тех пор как Птолемей начал садиться за стол с мужчинами, сплетни о царице Олимпиаде стали доходить и до него. Странная, непокорная, жуткая, дикая, как фракийская менада [13] , способная навести порчу на того, кто встанет у нее на дороге.

Царь встретился с ней в пещере при свете факелов, на Самофракийских мистериях; он начал сходить по ней с ума с первого же взгляда, еще даже до того, как узнал, из какого она дома, и торжественно ввез ее в Македонию, вместе с браком заключив выгодный союз с Эпиром. Говорили, что в Эпире еще до недавнего времени женщины правили без мужчин. Иногда из сосновой рощи царицы всю ночь раздавались звуки барабана и кимвалов. Слышалось и странное насвистывание из ее комнаты. Говорили, что царица совокупляется со змеями. Бабьи выдумки! Но что происходило в роще в действительности? Мальчик повсюду следовал за ней как тень. Знал ли он? Что из этого он понимал?

13

Менады (или вакханки) – спутницы бога Диониса (Вакха), впадавшие во время культовых танцев в безумие.

Птолемей словно отодвинул камень от входа в пещеру, ведущую в подземное царство, и выпустил рой теней, кричащих пронзительно, как летучие мыши. Таким же роем пронеслись в его голове десятки кровавых историй, уходящих в глубь веков, рассказы о борьбе за трон Македонии: как племена сражались за верховное владычество, как брат шел на брата ради титула царя; войны, резня, отравления, копья, предательски пущенные во время охоты; ножи в спину – в темноте, на ложе любви. Птолемей не был лишен честолюбия, но сама мысль о возможности погрузиться в этот смердящий поток заставила его похолодеть. Опасные догадки, но какие у него доказательства? Мальчик в беде. Забудь об остальном.

– Послушай, – сказал Птолемей, – ты умеешь хранить тайны?

Александр поднял руку и с расстановкой произнес клятву, подкрепленную леденящими кровь обетами.

– Это самая страшная, – закончил он. – Силан меня научил.

– Слишком страшная. Я освобождаю тебя от нее. Нужно быть осторожнее с клятвами вроде этой. Что ж, это правда: моя мать зачала меня от твоего отца, но он был тогда пятнадцатилетним мальчишкой. Это случилось еще до того, как он уехал в Фивы.

– О, Фивы.

Голос Александра прозвучал эхом другого голоса.

– Для своего возраста Филипп был уже достаточно опытен. Не придавай этому значения; мужчина ведь не может ждать до свадьбы, и я сам не жду, если хочешь знать. Но моя мать в то время была замужем за отцом, поэтому разговоры об этом – бесчестье для них. За такое оскорбление обидчика убивают. Неважно, понимаешь ты причину или нет, – просто так оно есть.

– Я буду молчать.

Глаза Александра, уже сейчас более серьезные, чем у любого другого ребенка, были устремлены вдаль. Птолемей теребил узду лошади. «Что же мне было делать?» – потерянно думал он. Александр все равно узнал бы от кого-нибудь другого. И тут вдруг еще не умерший в Птолемее мальчишка пришел на помощь потерпевшему поражение мужчине. Он остановил лошадь:

– Если бы мы породнились, как кровные братья, то могли бы говорить о своем родстве кому угодно. – И коварно добавил: – Но ты знаешь, что мы должны будем сделать?

– Конечно! – обрадовался мальчик.

Александр подобрал поводья левой рукой и вытянул правую, стиснутым кулаком вверх. На запястье проступила голубая вена.

– Давай сделаем это сейчас! – с готовностью предложил Александр.

Птолемей вытащил из-за пояса новый острый кинжал и посмотрел на мальчика, который весь светился от гордости и решимости.

– Подожди, Александр. То, что мы сейчас делаем, – очень торжественно. Твои враги будут моими и мои – твоими до тех пор, пока мы не умрем. Мы никогда не поднимем друг на друга оружие, даже если наши семьи будут враждовать. Если я умру в чужой земле, ты исполнишь надо мной погребальные обряды, и то же я сделаю для тебя. Братание подразумевает все это.

– Обещаю. Приступай, – кивнул Александр.

– Нам не нужно так много крови.

Птолемей обошел подставленную вену и слегка надрезал белую кожу на запястье ребенка. Мальчик, улыбаясь, смотрел вниз. Птолемей полоснул себя по руке и соединил два пореза, прижав их друг к другу.

– Сделано, – сказал юноша.

«И сделано хорошо, – продолжил он про себя. – Какой-то добрый демон надоумил меня. Теперь никто не сможет явиться ко мне и сказать: „Он всего лишь ублюдок царицы, а ты – сын царя; так заяви о своих правах“».

– Давай, брат, – сказал мальчик. – Садись, конь отдышался. Мы можем ехать.

* * *

Широкий четырехугольник царских конюшен из оштукатуренного кирпича с каменными пилястрами был наполовину пуст – царь устроил маневры. Он проделывал это всякий раз, когда его посещало тактическое озарение.

По пути в караульную Александр остановился посмотреть на кобылу, которая только что ожеребилась. Как он и надеялся, поблизости не оказалось никого, кто мог бы отправить его прочь со словами, что лошади в такое время крайне опасны. Он прокрался к кобыле, задобрил ее и погладил жеребенка; теплое дыхание лошади ерошило ему волосы. Вскоре она слегка подтолкнула его, давая понять, что этого довольно, и Александр оставил их в покое.

На утоптанный двор, полный запахов конской мочи, соломы, кожи, воска и жидкой мази, только что завели трех странных лошадей. Раньше Александр таких не видел. За ними присматривали чужеземные конюхи в шароварах. Недоуздки, которые приводил в порядок раб из конюшен, были причудливо разукрашены: блестящие золотые пластины с венчавшими их красными плюмажами и крылатыми быками, вычеканенными на удилах. Лошади были прекрасные: высокие, мощного сложения, не заезженные. Вскоре провели и запасных лошадей.

Дворцовый распорядитель, несший в этот день дежурство, сказал смотрителю конюшен, что варварам долго придется дожидаться возвращения царя.

– У фаланги Бриса, – заметил мальчик, – еще полно хлопот с сариссами. Пока они научатся с ними управляться, пройдет немало времени. – Ему самому хватало силы приподнять только один конец этого гигантского копья. – Откуда эти лошади?

– Они проделали долгий путь из Персии. Послы Великого царя прибыли за Артабазом и Менаписом, – пояснил распорядитель.

Эти сатрапы бежали в Македонию после неудавшегося мятежа. Царь Филипп нашел их полезными, мальчик – любопытными.

– Но они гости и друзья, – возразил Александр. – Отец не позволит Великому царю забрать их, чтобы убить. Скажи этим людям, чтобы они не ждали царя.

– Нет, они привезли помилование, как я понимаю. В любом случае, послов принимают, с чем бы они ни явились. Так положено.

– Отец не вернется прежде полудня. Думаю, даже позднее, из-за пеших гетайров. Они все еще не могут быстро построиться. Позвать Менаписа и Артабаза?