Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)
Шрифт:
Присутствовало несколько афинян из числа ратующей за мир с Македонией партии. Мальчик заметил, что отец следит за своим акцентом. Афиняне могли поддерживать его врагов, они могли погрязнуть в интригах с персами, с которыми их предки сражались у Марафона. Но для всего греческого мира Афины все еще были предметом вожделения.
Царь окликнул через весь зал одного из гостей, интересуясь, почему тот так мрачен. Это был Сатир, великий комедийный актер из Афин. Достигнув своей цели, актер забавно изобразил на лице страх и сказал, что он едва ли осмелится попросить желаемое. «Только назови!» – воскликнул царь, протягивая руку. Актер желал свободы для двух юных рабынь, дочерей своего старого друга из Олинфа. Сатир хотел избавить их от тяжкой участи и выдать замуж, наделив приданым. Царь почел за счастье удовлетворить просьбу столь великодушную. Раздался взрыв рукоплесканий; добрые чувства согрели зал. Гостям, которым довелось проходить мимо сараев, где содержались рабы, показалось, что еда стала вкуснее.
Внесли венки и большие ведра для охлаждения вина, набитые снегом с Олимпа. Филипп повернулся к сыну, откинул с его горячего лба прекрасные влажные волосы, уже развившиеся, поцеловал, уколов бородою, под восторженное бормотание гостей и отправил спать. Александр соскользнул на пол, пожелал доброй ночи стражу у дверей, которого считал своим другом, и отправился в комнаты матери, чтобы подробно рассказать ей обо всем.
Александр дотронулся до ручки двери и замер – изнутри донесся настороживший его шум.
Все было в смятении. Женщины суетились, как всполошившиеся курицы. Олимпиада, еще не переменившая платья, которое она надевала для хоровых од, мерила комнату шагами. Столик для зеркала был перевернут, одна из девушек, стоя на четвереньках, сгребала баночки и шпильки. Когда дверь открылась, девушка выронила бутылочку, и краска для век разлилась. Олимпиада перешагнула лужицу и ударила служанку по голове так, что девушка упала.
– Вон, все вы! – крикнула царица. – Неряхи, никчемные дуры! Нечего глазеть, убирайтесь прочь, оставьте меня с моим сыном.
Александр вошел. Жар нагретого зала и разбавленного вина немного отступил, желудок мальчика сжался. Александр молча приблизился к матери. Когда служанки торопливо выбежали, Олимпиада бросилась на постель, колотя и кусая подушки. Александр опустился рядом на колени. Поглаживая волосы матери, он чувствовал, как легкая прохлада поднимается по его пальцам. Александр не спрашивал, что случилось.
Олимпиада перевернулась на кровати и схватила его за плечи, призывая всех богов быть свидетелями нанесенных ей оскорблений и отомстить за нее. Она крепко прижала мальчика к себе, и они стали раскачиваться из стороны в сторону. Небеса не допустят, кричала царица, чтобы сын узнал, что вытерпела она от этого порочнейшего из всех мужчин. Александр еще мал, чтобы понять это. Олимпиада всегда начинала с крика. Александр повернул голову, чтобы легче стало дышать. На этот раз не юноша, подумал он; должно быть, женщина.
В Македонии бытовала поговорка: «Царь берет жену перед каждой войной». Эти браки, всегда скрепляемые положенными обрядами, чтобы не оскорбить семью, несомненно, были хорошим способом приобретения надежных союзников. Мальчик принимал это как некую данность. Теперь он вспомнил странную вкрадчивость отца, знакомую ему по прежним годам.
– Фракийка! – кричала мать. – Грязная, разрисованная синим фракийка!
Все это время новая женщина, должно быть, жила в Дионе, где-то спрятанная. Гетеры появлялись и исчезали, их видели все.
– Мне очень жаль, мама, – проговорил с трудом Александр. – Отец на ней женился?
– Не называй этого человека отцом!
Царица отстранила сына от себя и, не разжимая рук, пристально вгляделась в его лицо; ее ресницы слиплись, на веках лежали черные и синие полосы, белки расширенных глаз казались огромными. Хитон спустился с одного плеча, густые темно-рыжие волосы, обрамлявшие лицо, тяжелой беспорядочной массой рассыпались по обнаженной груди. Александр вспомнил голову Горгоны в зале Персея и с ужасом отогнал эту мысль.
– Твой отец! – воскликнула она. – Загрей мне свидетель, ты чист от этого! – Ее пальцы впились мальчику в плечи с такой силой, что Александр стиснул зубы от боли. – Придет день, да, день придет, когда Филипп узнает, какая часть тебя принадлежит ему. О да, он узнает, что более великий воин опередил его здесь.
Отпустив Александра, Олимпиада откинулась на локтях и рассмеялась.
Царица каталась в облаке своих волос, всхлипывая от смеха, судорожно переводя дыхание, испуская неистовые ликующие крики; ее смех становился все громче, все пронзительней. Мальчик, которому это было внове, припал к матери. Застыв от ужаса, он тянул ее за руки, целовал покрывшееся потом лицо, кричал в ухо, умоляя остановиться, поговорить с ним. Он здесь, с ней, он, Александр; она не должна сойти с ума, иначе он умрет.
Наконец Олимпиада глубоко застонала, села, обняла сына, прижавшись щекой к его голове. Обмякнув, мальчик лежал у нее на руках с закрытыми глазами.
– Бедный мой, бедное дитя. Это была истерика, вот что Филипп сделал со мной. Я постыдилась бы перед кем угодно, кроме тебя, но ты знаешь, что мне приходится выносить. Посмотри, родной, я узнаю тебя, я не сумасшедшая. Хотя человек, называющий себя твоим отцом, обрадовался бы моему безумию.
Александр открыл глаза и выпрямился:
– Когда я стану взрослым, я позабочусь, чтобы с тобой обращались как подобает.
– Ах, Филипп не догадывается, кто ты. Но я знаю. Я и бог.
Александр не задавал вопросов, сказанного было достаточно. Позднее, ночью, когда мальчик лежал в своей постели с пересохшими губами, ослабевший от рвоты, и прислушивался к отдаленному реву пира, ему снова вспомнились слова матери.
На следующий день начались игры. Колесницы, запряженные парой, неслись по кругу; возничий соскакивал на землю, бежал рядом с упряжкой и прыжком взлетал обратно. Феникс, заметивший, как горели глаза мальчика, радовался, что ристания увлекли его.
Александр проснулся ровно в полночь, думая о матери. Ему приснилось, что царица взывает к нему из волн моря, как мать-богиня Ахилла [31] . Александр встал и оделся. Он должен был пойти к матери и узнать, что означали слова, сказанные прошлой ночью.
Комната Олимпиады была пуста. Только старая-престарая карга, вечно бывшая в доме, с бормотанием ковыляла из угла в угол, собирая вещи; о ней совсем позабыли. Старуха взглянула на мальчика слезящимися красными глазками и сказала, что царица ушла к святилищу Гекаты.
31
Мать-богиня Ахилла – Фетида, морская нимфа.