Небесное святилище. Зал славы зарубежной фантастики
Шрифт:
— Если то, о чем вы говорите, является металлической нитью, сделанной из меди, то Гильдия Производителей Парчи может изготовить его для вас, или, по крайней мере, подсказать, кто может это сделать.
— Парчевики? — удивленно воскликнули в унисон Харлен и Смит.
— Конечно. Они используют золотые и серебряные нити для создания узоров, разве не так? И тот, кто делает эти серебряные нити, сможет сделать и медные.
После этого задача Смита намного упростилась. Он составил список необходимых комплектующих и поставил перед Хардом задачу добыть их. Иногда
— Эй, Тчорнио, посостязаемся в скачках?
— Опять? Материнский нос, Гардниен, меня уже тошнит от этих скачек. Мы только этим и занимаемся.
День выдался светлым и ветреным, и Тчорнио, недавно восстановленный дома в сыновних правах после пяти тяжких недель презрения, чувствовал себя лучше, чем после того ночного инцидента в переулке, когда были убиты два его дружка. Материнский Глаз светил ярко, борода и волосы Тчорнио прекрасно развевались на ветру, и самое худшее, что могло омрачить ему сегодняшний день, были бы скачки на далберах.
— А, тебя тошнит от скачек только потому, что ты никогда не побеждаешь.
Это было правдой, но Тчорнио тем не менее возразил:
— О чем ты говоришь? Мой Бустрофедон в любой момент обгонит твоего Галиматьяса.
Такое неосмотрительное заявление сделало скачки неотвратимыми.
— Ого! — радостно воскликнул Гардниен. — Тогда докажи это. Давай сюда, становись к линии.
С помощью других молодых вельмож, которые находились с ними на пастбище, Тчорнио и Гардниену удалось выровнять своих непослушных далберов. Животные, как обычно, не понимали, чего от них хотят. Бустрофедон Тчорнио особенно нервничал, и им можно было управлять только с помощью шпор и крепких слов, которые вызывали смех зрителей. Скачки, еще не начавшись, уже испортили ему настроение на целый день.
— Что ты ставишь? — улыбаясь спросил Гардниен.
— Двадцать пять на Бустрофедона, — поспешно выдавил он из себя. Действительно, этот день был для него неудачным.
— Двадцать пять? Это что, игра для малышей? Ставлю пятьдесят на Галиматьяса. Будешь поднимать?
— О… нет. Встретимся в конце скачек.
Тот факт, что никто из зрителей не захотел поставить на Бустрофедона, не прибавило ему присутствия духа.
И вот, наконец, кто-то произнес ритуальные предстартовые заклинания: «Во имя твоей матери, во имя твоего отца, во имя Короля — и-и-и — СТАРТ!»
При этом выкрике Галиматьяс сорвался как испуганный птеродактилоид и помчался на предельной скорости вдоль овальной дорожки с таким рвением, что от Гардниена требовалось единственное — только удержаться. Что же касается Бустрофедона, то стартовая команда только усугубила его растерянность. Далбер как будто вмерз в землю, и ничто не могло сдвинуть вредное животное с места. В то время как Гардниен, подбадриваемый приветственными выкриками из толпы, легко скакал на Галиматьясе вдоль дорожки, Тчорнио все больше краснел как от попыток привести своего далбера в действие, так и от чувства унижения. Прекрасный день превращался в жуткий кошмар. Тчорнио не переносил скачек.
Однако прибытие Галиматьяса на стартовую пезицию разморозило, наконец, Бустрофедона, и под улюлюканье толпы проклятый далбер проскакал с Тчорнио полдистанции, после чего снова остановился как вкопанный. Тчорнио вынужден был спешиться и вести его к стартовой позиции, получая при этом удары со стороны тупого животного. Унижение Тчорнио было настолько доведено до предела, что его даже мало расстроили как необходимость выплатить сумму ставки, так и беззаботная болтовня Гардниена. Он считал себя законченным неудачником.
Направляясь к стойлам далберов, Тчорнио вел себя необычно тихо. Сознавая неприятную истину, что его престиж упал до рекордно низкой точки, он мучительно думал о том, что должен сотворить хоть что-то ради восстановления былого положения.
— Не стоит так расстраиваться, — дружелюбно сказал ему во время обеда один из приятелей. — Ведь это всего лишь скачки на далберах.
— Нет, не совсем так, — ответил ему Тчорнио, и это было правдой; дело было не столько в этом, сколько в непрерывной цепи неудач на протяжении последнего времени. — Это заговор. — Выпалив это, он сам удивился удачному экспромту, вовремя пришедшему ему в голову.
— Заговор? — его приятель мгновенно весь превратился во внимание.
— У меня есть данные, — Тчорнио осторожно выбирал слова, — что здесь в Лиффдарге существует заговор против граждан благородного происхождения. — Сказав это, он с удовлетворением отметил, что у него появилось еще несколько внимательных слушателей.
— Ты имеешь в виду еще одно крестьянское восстание, как триста лет назад? — спросил один из них.
— Мы побьем их всех, — прокричал другой. — Мы даже не оставим их в живых для Материнского Проклятия.
Тчорнио решил закрепить с таким трудом завоеванные позиции:
— Нет, в данном случае это не крестьяне, — таинственно пояснил он. — По данным, которыми я располагаю, в это вовлечены более могущественные силы, — К нему снова возвратилось приятное чувство собственной значимости. Это, пожалуй, было игрой, которую, хвала Матери, он мог бы успешно играть. — К сожалению, сейчас я не могу сказать вам больше того, что уже сказал, — подытожил он.
— А, он имеет в виду тех двух забытых Матерью мужланов, которые убили месяц назад Гардина и Дребнио, а он позорно убежал, — фыркнул Гардниен.
Тчорнио с презрением посмотрел в сторону своего друга, но отказался принять оскорбление. Вместо этого он попытался обратить произнесенные слова в свою пользу.
— Это было только начало.
— Ты имеешь в виду что-то другое? — поинтересовался один из друзей.
— Да, гораздо большее и худшее, — мрачно подтвердил Тчорнио. — Помните, как я гнался после этого за убийцами, и мне не удалось задержать их? — Все кивнули в знак того, что подтверждают сказанное. — Я даже проверял каждого, кто приходил на моления, причем по два раза на протяжении шести дней. — Все снова согласно кивнули.