Небесные всадники
Шрифт:
– Ваше величество, ваше высочество, госпожа княгиня, прошу простить моего воспитанника, – медленно, словно через силу, произнес старый камайнец. – Он ещё молод, горяч, несдержан.
– Этот недостаток – молодость – очень быстро проходит, а вместе с ним и несдержанность, и горячность, и умение говорить правду в лицо, – спокойно и любезно улыбаясь, ответил принц Максимилиан, проводя рукой по короткой курчавой бородке с проседью. – Однако я не могу не согласиться кое в чём с уважаемым принцем Салахадом. Наш хозяин тоже молод и горяч, им владеют благородные и мудрые идеи, однако совершенно неосуществимые,
– Вредителей, нарушающих законы Небесные и Земные, – тут же бросил Салахад.
– Что же до магов, – продолжил принц Максимилиан как ни в чём не бывало, – они не вмешиваются в человеческие свары. По крайней мере, напрямую. Единственная помощь, которую они оказывают, – это работа госпиталей и лечение пострадавших. Разумеется, они преследуют свою выгоду, но… она не больше, чем у воюющих сторон.
Принц поклонился Исари, продолжил:
– Что же до прекрасных фантазий нашего дорогого хозяина, то они, увы, неосуществимы, как бы лично мне ни хотелось обратного. У вас нет рычага давления на нас. Всё, в чем вы вольны, ваше величество, это выбирать сторону, к которой примкнуть, как делали все ваши предки.
– У меня есть рычаг давления, – ответил Исари, наклоняясь вперед и опираясь локтями о столешницу. Его удлиненное бледное лицо вытянулось ещё больше и совсем побелело. – У меня есть моя кровь…
– Кровь? – удивленно переспросил Салахад и переглянулся со своим наставником.
– Кровь? – приподняв одну бровь, вежливо поинтересовался гелиатский принц.
Исари достал из ящика стола серебряное лезвие, протёр его очищающим раствором из маленького хрустального флакончика. Запахло вином и травами. Царь закатал рукав, полоснул себя по запястью и произнес:
– Смотрите и слушайте. И не говорите, что не видели и не слышали. Это магия крови. Забытая слишком давно, забытая потому, что жертва в ней – сам маг.
Этери было семнадцать, когда она впервые услышала о магии крови. Она тогда только приняла княжеский венец и должна была позировать для портрета. В Зейский замок, резиденцию князей Гатенских, был приглашён известный художник Иветре.
Больше сотни лет он был известен не только в Багре, но и за её пределами, ибо был одним из запечатанных магов. Тем, кто предпочёл долгую жизнь магическому дару. Его картины и фрески вдохновляли мастеров и в Камайне, и в Гелиате, и в Тарнийских княжествах: Эгрете, Артии и Казге. Быть может, и в других дальних странах повторяют его линии, его свет и тень…
Этери позировала, сидя неподвижно в высоком кресле, с трудом удерживая спину прямой под тяжестью массивного ожерелья-воротника с жемчугами и дымчатыми опалами и венца, плотно облегавшего голову. Художник несколько раз подходил к ней, поворачивал голову то влево, то в право, совершенно не церемонясь с молодой княгиней, и наконец сказал:
– Поразительно, как вы на неё похожи!
– На кого? – переспросила тогда Этери, наблюдая, как художник растирает краски,
– На Багру. Я был с ней знаком лично. Она говорила, что прибыла сюда из Артии – там немало женщин-воинов.
Этери только пожала плечами. Разумеется, ей с детства прожужжали все уши историей о возникновении Багрийского царства, она знала её отлично, хоть и никогда не интересовалась прошлым. Настоящее и ближайшее будущее интересовали Этери гораздо больше.
– Разве её звали Багра? В летописях её имя не упоминается.
– По крайней мере, она так себя называла. Не думаю, что её всегда так звали. Да и насчёт того, что она была воительницей из Артии, она тоже лгала.
– Но вы ведь не думаете, что она и правда была Небесной Всадницей?
Художник в ответ улыбнулся.
– Я видел, как она делает невероятные вещи, ваша светлость. Иногда я верил в то, что предо мной небожительница.
Этери удивлено взглянула на него, спросила:
– Потому вы… отреклись от магии?
Художник потер широкие золотые браслеты на запястьях, сказал:
– И поэтому тоже. Она владела кровной магией, она сама была магией. Чистой магией.
Как человек, получивший образование в одной из лучших школ-монастырей, Этери считала магию крови лженаукой, примерно как астрологию, переставшую иметь какой-то смысл после того, как маги и учёные смогли доказать, что звёзды – это подвешенные в абсолютной космической пустоте раскалённые шары из пыли и газа. И никакого влияния на человеческую жизнь иметь не могут. Так и магия крови была, по мнению учивших Этери наставников, очевидной пустышкой.
У Этери своего мнения на этот счёт не было, не считая впитанных с молоком кормилицы суеверий, сказок и легенд.
– Пожалуй, – продолжил художник, сосредоточенно работая, – гатенские князья и багрийские цари – единственные из известных мне носителей кровной магии. Вы единственная девочка в семье – верно, ваша светлость?
– Первая за несколько столетий, – улыбнулась Этери в ответ. – Отец только за голову хватался.
– В вас почти нет кровной магии, только её отголоски, и это странно, – сказал Иветре будто бы себе род под нос.
– А в Исари? – с легкомысленным интересом спросила Этери, вспоминая, сколько раз её другу пускали кровь. Глупости, конечно: если бы что-то было, неужели никто бы этого не заметил?
Закончив портрет и управившись с росписью храма Ветра, именитый художник как в воду канул почти на четыре года, а вернулся назад с кипой бумаг, в которых были странные и противоречивые записи о магии крови. Большая часть бумаг была на гелиатском, кое-что на неизвестных Этери языках. Эти бумаги были снабжены переводом.
Если хотя бы половина из написанного была правдой, если бы только Исари мог овладеть этой магией, Багра обрела бы дополнительную силу… Этери думала представить Исари художника вместе с его учеником, гатенцем Аче, но оказалось, что они давно знакомы – ещё с тех времен, когда будущий царь учился в Гелиате.
Только потом, выслушивая пришедшие к Исари мысли о том, как использовать свалившийся на голову шанс, Этери поняла, что натворила. Исари собирался использовать свои возможности на полную, добиться для Багры мира надолго, если не навсегда. Он привык жить быстро, не оставлять ничего на потом.