Небесный король: Эфирный оборотень

Живой Алексей Я.

Когда Антон, первым из тройки, вылез наверх и подстраховал остальных, отряд уже вытянулся по склону метрах в ста вверху. Снова пришлось догонять. На ходу Антон пытался отогреть руки, замерзшие во время разминки на отвесной стене, от которой веяло мертвенным холодом. Кажущееся преимущество замыкающего, которому полагается двигаться уже по протоптанной тропе сводилось на нет, поскольку по ней прошло уже такое количество народа, что снег опять стал рыхлым и лишь немного примятым. Но это все равно было лучше, чем идти по целине. Антон старательно вгонял ледоруб в снег, чтобы в случае падения успеть «зарубиться» и не сползти обратно к отвесной стене. Погибнуть — дело недолгое. А вот попробуй выстоять и победить. Немного мешала винтовка. Антон даже немного пожалел о своем выборе оружия, поскольку на подъеме короткий автомат был гораздо предпочтительнее. Но передумывать было уже поздно, его считали в отряде за снайпера.

Отряд поднялся метров на двести, петляя между камнями и причудливыми изгибами скал. Иногда Гризов поглядывал на солнце и видел как приближается закат. Воздух уже заметно посерел и сгустился. Лучи солнца иногда не пробивались сквозь облака. Светило медленно, но верно падало за скалистый хребет. Надо было торопиться и Иванов это понимал. Еще через полчаса отряд подошел ко второму отвесному подъему, метров на пятнадцать выше первого. На этот раз все повторилось, только Катя шла третьей, а двое мужчин страховали ее сверху. В противном случае был большой риск не удержать ее в случае срыва. Вообще, Антон заметил, что Иванов вел отряд довольно грамотно, наверное сам в прошлом собирал медали за восхождения и принадлежал к тем первым альпинистам, которые штурмовали непреступные пики ко дню рожденья Сталина и по заданию партии без всякого снаряжения. Родись Иванов в его время, то наверняка бы получил звание тигра скал, за покорение всех семитысячников планеты. Как бы это ни было, сейчас он был как нельзя кстати. Без него отряд вряд ли смог бы слаженно передвигаться.

За вторым подъемом начинался ледник. Когда Антон преодолел отвесную стену, едва не уронив в пропасть ледоруб, солнце почти скрылось за хребтом и светило откуда-то снизу из соседней долины. По темному небу разлился матовый отблеск алых лучей. У Гризова появилось ощущение, что разом похолодало градусов на десять. В горах солнце — это все, оно и светит и греет. Если его нет, лучше сидеть у костра в палатке, а не шариться по сложным перевалам впотьмах в поисках верной гибели. Антон успел разглядеть начинавшийся метрах в ста мощный ледник, а это означало большую опасность, чем вся встречавшаяся до сих пор. Скрытые под снегом глубокие трещины и разломы и днем-то было не разглядеть, а сейчас траверз через ледник представлялся самоубийством. Еще никто и никогда не ходил по ледникам ночью. Иванов подождал, пока связка Гризова подтянется к остальным, сгруппировавшимся на краю ледника. Солнце уже село и стало совсем темно, лишь снег белел, давая слабые ориентиры и едва светился, казалось уже так близко, провал на правом плече горы — это был Узункол. Но предстояло еще пересечь ледник. Когда Антон, медленно шагая по рыхлому снегу, потому что тропы было уже не видно, привел свою тройку к краю ледника, капитан наставлял бойцов.

— Передвигаться очень медленно, прощупывая ледорубом каждый сантиметр под ногами. Сами знаете, под снегом масса трещин. В лучшем случае сломаете ногу и не сможете идти дальше, а в худшем — поминай как звали. Один уже лежит на дне пропасти не похороненный. Так что — от каждого шага зависит выполнение задания. Фонарики включать нельзя — свет видно с такой высоты очень далеко. А немцы поблизости. Ну все. Вперед.

И первым ступил на ледник. Горные ботинки, с вколоченным в подошву подобием шипов, скребанули по гладкой и скользкой поверхности. Капитан сделал несколько шагов и остановился. Вторым шагнула на лед Катя. В темноте лиц было не видно, но и отделенный от нее тремя связками бойцов, Антон чувствовал как колотится ее сердце — один неверный шаг и тебя больше нет. А вместе с тобой и еще двоих. Веселая перспектива. На секунду у Антона даже промелькнула предательская мысль «И на кой хрен я поперся в эти горы?«, но была тут же подавлена усилием воли. Мандраж на леднике означал смерть еще более верную. Такое состояние в своем времени его спутники определяли фразой «Я эти горы в телевизоре видал!». Но здесь еще не было телевизора и Антона никто бы не понял, вздумай он жаловаться на жизнь такими словами. Но он и не жаловался. Просто, когда подошел его черед, мысленно перекрестился и вступил не ледник. Тонкий слой снега скрипнул под окантованной подошвой ботинок. Ледоруб выбил стайку льдинок. Последний бросок на перевал начался. В группе установилось гробовое молчание. Казалось и ветер, дувший на высоте сильнее, а на леднике вообще заставлявший едва ли не скользить под парусом словно буер, немного стих, проникшись сложностью обстановки. Шли молча, так что было слышно дыхание связанных с тобой одной веревкой людей. Антон изо всех сил старался не думать ни о чем, а только наступать осторожно в снег, десять раз проверив его на прочность жалом ледоруба. Он не раз вспомнил свои швейцарские «кошки», одев которые на подошвы, возникало ощущение, что ходишь не по льду, а по пластилину — так глубоко впивались тонкие и прочные стальные шипы в твердый лед. Эти же ботинки скользили едва похуже коньков.

Один раз Антон ткнул ледорубом перед собой и едва не потерял равновесие — стальное жало прошло сквозь снег, как сквозь масло и не воткнулось ни во что. Значит впереди была трещина. Антон прощупал ее вправо — все та же пустота под снегом. Слева ледоруб глухо стукнул об лед. Антон повернул влево и обошел трещину, уведя за собой остальных. Что творилось с остальными бойцами, было абсолютно неизвестно, сверху раздавались только мерные удары железа об лед и натужное сопение. И вдруг тишину разорвал истошный крик. Антон вскинул голову, но ничего не увидел. Только темнота. Инстинктивно он ускорил шаг, и вдруг правая нога ушла по колено под снег. У Антона перехватило дыхание. «Вот оно» — пронеслось в голове. Но провалившись на полметра, он не уходил дальше. Значит зацепил край широкой трещины, либо угодил в узкую. Антон попытался взять себя в руки — сердце стучало как бешеное — и медленно, положив ледоруб на поверхность плашмя, стал вытягивать увязшую ногу. Сзади остановился как вкопанный Егор, от неожиданности превратившийся в соляной столб, вместо того, чтобы обеспечить Антону страховку. Сантиметр за сантиметром Гризов вытягивал ногу из трещины, и в конце концов ботинок снова оказался на поверхности. «Повезло. — подумал Антон, — Очень повезло». И только сделав шаг, осознал окончательно, что с ним могло произойти. На секунду он застыл недвижимо. Подошедший сзади Егор тронул его за плечо и тихо спросил:

— Ты как?

Антон словно очнулся ото сна и ответил металлическим голосом:

— Нормально. Идем дальше.

Сзади показался Емеля, осторожно обходивший трещину, в которую провалился Антон. Связка прошла еще метров тридцать и стало видно группу бойцов, сгрудившуюся над чем-то. Они тихо переговаривались вполголоса. Антон разобрал голос капитана, который сказал:

— Включите фонарик, надо посмотреть что с ними. Только светить вниз, не ерзать по окрестностям.

Вспыхнул и уткнулся вниз тонкий луч, показавшийся ослепительно ярким в кромешной темноте. Антон, приблизивший совсем вплотную к бойцам, увидел широченную трещину с обсыпавшимися краями. Она явно была полностью скрыта под снегом. Боец посветил фонариком в глубину, но яркий луч терялся во мраке, так и не достигнув дна. Трещина изгибалась и уходила под основной язык ледника. Судя по всему, до дна было не меньше пятидесяти метров. Упав туда, не уцелел бы никто. Бывали конечно всякие случаи, но смерть наступала в девяноста пяти процентах. Иванов тяжело вздохнул и стиснул зубы.

— Их уже не вернуть.

И обернувшись к остальным приказал:

— Продолжать движение.

Погас луч фонарика. Молча и в кромешной тьме отряд двинулся дальше вверх. Судя по всему, в трещину свалилась вторая связка, причем все трое. Падение произошло так неожиданно, что никто из них не успел вогнать острый язык ледоруба в лед и закрепиться. Теперь все они покоились на дне глубокой трещины. Не исключено, что чудом кто-то остался жив, но Антон ему не завидовал. Лучше было пустить себе сразу пулю в лоб, поскольку выбраться оттуда одному было абсолютно невозможно. Здесь нужна была спасательная операция, и не ночью. Через полчаса утомительной и нервной ходьбы по льду Антон вдруг почувствовал под ногами твердый камень. Не веря своим ощущениям, он ударил ледорубом в снег и услышал глухой стук о каменную поверхность. Ледник кончился. Значит скоро будет перевал. Антон снова ускорил шаг. Еще немного, и в лицо ударила струя ледяного ветра, врывавшегося в широкую расщелину между скал. Это был перевал Узункол.

Глава 11. Двойной капкан

Утро наступало ужасно медленно. Антон лежал в снегу между камней в полузабытьи и грезил наяву. Порой ему казалось, что он спит, видя сказочные сны об уютном кирпичном доме, в котором горит огонь, распространяя вокруг себя благословенное тепло. Вокруг сидят друзья, неторопливо и с наслаждением курят сигареты, ведут беспечную беседу о прелестях жизни. То вдруг перед ним возникала черная ломаная линия перевала с белым пятном снега посередине. Потом он снова оказывался в доме и пил глинтвейн. Потом снова перевал. Антон не мог поручиться, где именно он находится в настоящий момент, но был абсолютно уверен, что глаза его широко раскрыты, а рука сжимает снайперскую винтовку.

Отряд, потерявший на подъеме троих человек, полукольцом охватил перевал. Оставшиеся одиннадцать бойцов лежали зарывшись в снег и ждали наступления рассвета. Небо на востоке едва окрасилось в серо-розовые тона. Капитан Иванов уже битый час наблюдал за перевалом в мощный бинокль, но пока было все спокойно. Никакого движения. Вдалеке, сбегая с соседнего перевала-близнеца, шумела горная река, в нижнем течении упиравшаяся в Ингури-ГЭС. Немцы ожидались как раз со второго перевала, перейдя через который они могли углубиться в долину и достичь электростанции. Но на спуске со второго перевала они неминуемо должны были пересечь небольшое плато перед Узунколом. Плато идеально простреливалось с близкого расстояния, но вот с того места, где сейчас находился отряд, его полному обзору мешали отроги. Отчетливо виднелась только левая сторона плато. В конце концов Иванов принял решение передвинуться вперед и сделать засаду в отрогах, ответвлявшихся от основного массива скалы. Там должно было быть много удобных позиций для автоматчиков, и тем более для снайперов. Немцев могло оказаться значительно больше, поэтому необходимо было использовать укрытия по максимуму. Капитан подозвал к себе капитана Семенова и приказал ему выдвинуться вперед с тремя бойцами. Весь отряд уже переоделся в белые маскхалаты и почти сливался с окружающим пейзажем. Антон, наконец сфокусировав зрение на одном объекте, разглядел лежавшую в десяти шагах Катю. Она спряталась за большим валуном и напряженно вглядывалась в перевал. Ни тени страха. Лицо ее даже раскраснелось от волнения, а в глазах появился азарт. Глядя не нее можно было сказать, что охота на фашистских диверсантов — ее любимое дело. «Вот упрямая баба», — подумал Антон и, отвернувшись, тоже стал разглядывать перевал, приблизив к себе винтовку. Выдвинувшись вперед бойцы во главе с капитаном Семеновым проползли по-пластунски добрую сотню метров и, достигнув первого отрога, присели на корточки, держа автоматы а руках. Затем двинулись дальше короткими перебежками. Спустя минуту последний из бойцов скрылся за скальным выступом. Им было приказано разведать подступы к плато. Почти несколько минут стояла гробовая тишина, и только отдаленный шум речки напоминал о наличии жизни в горах. Антон повертел головой по сторонам, разглядывая нависавшие с двух сторон над перевалом вершины Сваги, почти полностью укрытые снегом. Прошло еще минут десять. Все было по-прежнему тихо.

Иванов забеспокоился — если впереди все нормально, то Семенов с бойцами уже должен был вернуться назад, но его не было. Помедлив еще минуту, он приказал четверым двигаться за ним, а Антону, Егору и Емеле прикрывать тыл. С ними же оставалась и Катя, чему Антон несказанно обрадовался, но тут же подавил неуместные на войне чувства. Капитан с бойцами передвинулся к отрогам. Двое держали склоны, еще двое и капитан — центр спуска. Очень медленно они преодолели перевал и спустились вниз на сто метров. Все вокруг дышало спокойствием, от обилия белого цвета горы сливались в глазах в сплошную картину. Но разведчиков нигде не было видно. Капитан выглянул из-за камня и вдруг увидел прямо перед собой, метрах в пяти, черные подошвы ботинок с металлическими кантами. Там, лицом в снег, лежал человек в белом маскхалате. Рядом, на расстоянии вытянутой руки, валялся компактный десантный автомат. Приглядевшись, Иванов увидел черную рукоятку финского ножа, торчавшую из спины бойца, и небольшое алое пятно на белом маскхалате вокруг нее. До капитана еще не полностью дошел смысл увиденного и он скорее почувствовал, чем заметил боковым зрением, едва уловимое движение на скале слева. Капитан вскинул автомат и, резко развернувшись, хлестнул короткой очередью наугад. Раздался сдавленный крик, от скалы отделился человек в белом маскхалате и, схватившись за живот, рухнул с двадцатиметровой высоты вниз на камни, выронив автомат с узким прямоугольным магазином. Иванов еще на лету опознал в оружии немецкий «Шмайсер». И тотчас горы словно ожили. С двух сторон откуда-то сверху грянуло сразу несколько автоматных очередей. Боец, прятавшийся за камнями слева от капитана, схватился за грудь и рухнул замертво. Еще двое стали отступать, отстреливаясь на звук от засевших в складках горы нацистов. Они смогли пройти всего метров двадцать и оба задергались в конвульсиях, поймав в грудь несколько кусочков свинца. Капитан укрылся за огромным камнем, лихорадочно соображая двигаться назад или ждать здесь, пока не подойдет подкрепление. Камень был очень удачно расположен. Рядом с ним лежал другой, поменьше, и между ними находилось углубление, которое и спасло капитану жизнь. Пули свистели над головой, отскакивали от камней, но не могли поразить его. Капитан знал, что долго он тут не продержится. Пока немцы стреляли, Иванов успел насчитать по крайней мере десяток автоматов, а сколько еще снайперов. Не исключено, что это вообще половина группы. Скоро немцы перестали стрелять, поняв, что его сейчас не достать. Пальба разом смолкла, и наступило затишье, словно ничего и не произошло на перевале. Только шум речки стал отчетливее.