Небесный полк Победы

Что принес с собою народам фашизм, временно придавивший своим сапогом ряд европейских государств, терзающий и заливающий кровью часть

нашей дорогой матери-Родины?

Мы ответили на этот вопрос в заголовке нашего очерка.

Самое пылкое воображение не могло бы представить нам еще два года тому назад того, что открывается теперь перед нашими взорами: небывалых еще в истории мира, в истории человеческих войн, злодеяний, совершаемых людоедами XX века. Своей сверхчеловеческой жестокостью современные германцы оставили бесконечно далеко позади себя своих предков времен разрушения великой Римской империи.

Слезы и кровь, разрушение и смерть – единственные следы временного пребывания фашистских разбойников в тех местах, которые наша доблестная Красная армия уже очистила от немецкой погани.

Нестерпимой болью и клокочущим гневом наполняет сердце это горе моей Родины.

В марте этого года в качестве члена Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию немецких злодеяний я совершал поездку по только что тогда освобожденным древним русским городам: Ржеву – Калининской области; Сычевке, Гжатску, Вязьме – Смоленской области.

Эта поездка была самой тяжелой, какую когда-либо приходилось нам предпринимать: страшные картины увиденного заполняют потрясенную до глубины душу.

Нет слов для описания злодеяний немцев во Ржеве. Страшное впечатление произвел мертвый город. На левом берегу, где торговая и жилая части города, копошатся еще какие-то люди. А на правом берегу, на так называемой «Советской стороне», где была деловая часть, не встретишь почти ни души. А в городе было 55 тысяч жителей.

Город представляет собою груду развалин: не оставлено ни одного каменного здания и сожжено подавляющее число домов деревянных. Этот город славился своим театром, краеведческим музеем, центральной библиотекой с 60 000 книг; своими высшими учебными заведениями и техникумами; своими заводами – механическим, спиртовым и другими; фабриками – шелкокрутильной, пуговичной. Все эти здания, с их оборудованием, лежат в кучах кирпичных руин. Прекрасный мост через Волгу, искромсанный взрывом, лежит в воде. Взорваны и обращены в груды кирпичей пятнадцать церквей, кроме случайно уцелевшей одной, о которой мы скажем ниже. Перед своим отступлением немцы угнали из города несколько тысяч жителей в свой тыл; несколько тысяч граждан, отказавшихся уходить с ними или обессилевших от истощения, истребили, и кошмарные следы этого истребления предстали перед нашими глазами.

Мы прошли по улице Воровского, заминированной немцами при уходе из города, и в каждом уцелевшем деревянном доме находили трупы расстрелянных, задушенных, растоптанных насмерть немецкими каблуками жителей этих домов из мирного городского населения – и стариков, и женщин, и детей. Вот дом № 49. В нижнем этаже дома, в средней комнате и коридоре, лежат в разнообразных позах тела всей семьи владельца дома служащего Садова: его самого с проломленной каблуками головой и обезображенным лицом; его застреленной жены; изнасилованной и задушенной старшей дочери Зинаиды 18 лет; сына Валентина 15 лет, убитого из револьвера в упор в правый глаз; и остальных детей, кончая пятимесячным ребенком в пеленках, с простреленной головой, выброшенным из детской кроватки на пол. Одна из девочек, лет двенадцати, застыла сидящей на подоконнике с штыковой раной в сердце, с поднятыми руками, открытыми в ужасе глазами, с выражением во всей своей позе мольбы о пощаде. В доме № 47 мы нашли шесть трупов – трех женщин, девочки и двух малолетних детей. И так – в целом ряде домиков по обеим сторонам этой улицы. Такие же картины и на Гражданской, Приволжской и других улицах.

Всех оставшихся в живых жителей города, числом около двухсот человек, немцы согнали в Покровскую церковь; двери ее были плотно закрыты засовами, церковь заминирована, чтобы взорвать ее вместе с этими последними остатками мирного населения Ржева. Красная армия ворвалась в город раньше, чем это злодеяние было доведено до конца. Мы посетили этот храм.

Диакон Ф. Тихомиров, один из ожидавших своей смерти в храме, с волнением рассказывал о том, как томились несчастные люди в церкви двое суток без пищи и воды, ожидая своей участи: в нестерпимой жажде слизывали грязный снег, запавший в храм через разбитые стекла; не могли успокоить непрекращавшегося плача и крика детей. Красноармейцев, открывших храм, долго не выпускали из своих объятий счастливые люди. Когда я спросил диакона: «Как вы жили при немцах?» – он ответил: «Как? Сначала я вел счет побоям плеткой и каблуками, которым я подвергался за то, что не мог по старости выполнять назначаемой мне тяжелой работы, насчитал тридцать избиений, а потом и счет потерял».

Священник этой церкви Андрей Попов был расстрелян немцами еще 13 сентября 1942 года на глазах этого диакона, у паперти своего храма, без всякого повода.

В Сычевке в числе сожженных и взорванных немцами зданий погиб музей с пятью тысячами картин, среди которых были картины кисти Репина, Левитана и других корифеев русского искусства.

Здесь погибли – взорванные – здания всех школ и всех коммунальных предприятий и городских учреждений.

В этом городе при своем отступлении немцы разрушили путем взрыва все семь православных и старообрядческих церквей города, в том числе два собора. Говорили нам, что для взрыва одного из этих соборов, так называемого Синягинского, было заложено больше двадцати бомб по тонне, и силою взрыва было убито сорок немецких минеров.

Склонив головы, останавливались мы перед всеми проявлениями неслыханного варварства фашистских разбойников, и в сердце бушевали волны священного гнева.

Издевательства над верующими со стороны немецких захватчиков принимали самые разнообразные формы. В этом нет предела для изобретательности фашистских извергов.

Верующие Сычевки рассказали нам, как после захвата города немецкий комендант и представитель вновь созданной городской управы, собрав верующих около храма, произносили напыщенные речи: «Вы только при нас можете свободно молиться в своих храмах». Через короткое время фашисты наглядно подтвердили свое торжественное заверение: в ближайший праздничный день, когда верующие собрались в храме, одевшись, по русской традиции, в лучшую праздничную одежду, комендант приказал солдатам оцепить храм, и все до одного выходившие из храма богомольцы на морозном воздухе подвергались организованному ограблению в целях издевательства; бандиты стаскивали со всех пальто, шубы, шерстяные платки, шапки, валенки, рукавицы и полураздетыми среди зимы гнали верующих по домам.

На окраине этого города немцы устроили лагерь для военнопленных бойцов Красной армии. Мы прошли по этому месту пыток и страданий, обнесенному колючей проволокой. Посредине площади лагеря стоят два гаража, или два сарая. Здесь жила немецкая охрана. Дальше – деревянный барак. Но он невелик, и пленные в него не вмещались. Они жили около барака, спали на соломе. По всему двору разбросана примятая солома. За колючей оградой братское кладбище. Мы подошли к огромным могилам за оградой лагеря, состоящим из ряда широких рвов, куда немцы сбросили до 6 тысяч трупов замученных ими красноармейцев и мирных советских граждан. Последние горы трупов, сброшенные немецкими людоедами в эти рвы в последние дни своего пребывания в городе, были лишь слегка прикрыты снегом, растаявшим на весеннем солнце и обнажившим тела мучеников с вырванными ушами, раздробленными челюстями, отрезанными половыми органами, растоптанными каблуками лицами, колотыми ранами в живот, сломанными ребрами. У всех обморожены руки и ноги. Все полураздетые, обмотанные и обвязанные тряпками. Обуви нет никакой. Все были невероятно истощены. Мне показалось, что среди трупов военнопленных находятся трупы подростков – так худы руки и ноги.

– Нет, – ответили мне, – это все взрослые люди.

Сдерживая клокотавшее в сердце волнение, мы окружили эти могилы страдальцев. Вечная память мученикам! Вечный позор истязателям! Советский народ отомстит за страдания своих мучеников.

Перед отъездом из Сычевки мы посетили детский дом. Он был организован в первый же день после ухода немцев. И сразу же в него набралось сто пятьдесят детей, оставшихся в этом городе без родителей. Дети полуодеты, иные измождены и похожи на маленьких старичков. У других лица не по-детски серьезны.