Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)
Шрифт:
После того, как тосты были произнесены, большинство бутылок опорожнено, а шашлык употреблён по назначению, офицеры расселись в круг и пустили по нему гитару. Под перебор струн они пели песни о военной авиации, которые уже стали классическими. Прозвучали «Смерть истребителя» и «Песня о воздушном бое» Владимира Высоцкого, «Чёрный тюльпан» и «Камикадзе» Александра Розенбаума, «Серёга Санин» и «Капитан ВВС Донцов» Юрия Визбора. Потом, следуя заведённой традиции, перешли к песням из списка «народное творчество». У командира авиаполка оказался очень неплохой баритон и он задушевно выводил:
От Курил до Ейска не отыщешь места,Где бы не летали мы с тобой.В «Л-двадцать-девятом» и «Л-тридцать-девятом»,Hа «МиГ-двадцать-один» и «Су-седьмом».Жизнь летит стрелою, не суля покоя.Но мы скажем тем, кто не поймёт:С наше полетайте, с наше постреляйте,С наше повозите хоть бы год.Скоро нас заменят бывшие курсанты.Только будем долго помнить мыВзлёты и посадки, зоны, перехваты,Взрывы среди мирной тишины.Так выпьем за пилотов, выпьем за полётыИ за тех, кто должен улетать.За бетон, за22
Это и два следующих стихотворения принадлежит перу полковника Геннадия Штерна, военного лётчикаIкласса и автора-исполнителя любительской песни.
Следующая песня хотя и была посвящена той же теме, но, благодаря задаваемому гитаристом ритму, прозвучала куда оптимистичнее, и те, кто знал её, с воодушевлением подхватили:
Кто просчитает мне мои года?Да и считать, наверное, не надо.И я стремлюсь туда, где облака,А не туда, где – рай безоблачного садаЯ тороплюсь опять понять, кто прав,Хотя неправым быть кому охота.Но снова мне себя понять пора,И я взбираюсь по стремянке самолета.Ревёт турбина. На приборы беглый взгляд.Я лётчик-ас, я прирожденный лидер.Я долечу, я верю в свой талант.Тот, что внутри и не всегда снаружи виден.И яростно играют желваки.Комбинезон мой вымокнет от пота.От благ земных, веселья и тоскиМеня уносят крылья самолета.Когда упала стрелка до нуля,Та стрелка, что зависит от турбины,Как женщина, затихла вдруг она —Любимая и сильная машина.– Освободите быстро полосу.Освободите, я прошу посадку.На голове седеющей несуМне заданную в воздухе загадку.Потом придёт заслуженно почёт,Потом дадут заслуженно награду,Но лётчик орденам не любит счёт:Аэродром – не место для парада.– Освободите быстро полосу.Освободите, я желаю взлёта.Меня встречает на стоянке «Су»,И я взбираюсь по стремянке самолёта.Когда командир закончил, Стуколин тут же потребовал, чтобы ему тоже аккомпанировали. Зная, какой у друга слух, Громов попытался отговорить Алексея от этой безумной затеи, но тот упёрся рогом. Тогда Константин сам взял гитару в руки, подобрал простенький мотив на два аккорда, а Стуколин с восторженным азартом заорал во всё горло, распугивая местных собак, сбежавшихся на запах шашлыка:
Мчусь поперёк нейтральных вод.А там авианосец прётИз галса в галс, пытаясь этим с толку сбить.А справа «Ф-15» жмёт, и ниже пара их ползёт.Как гнусом, небо ими здесь кишит.Седьмой американский флотПространство милями крадёт.Но я не тот, что много лет тому назад.Теперь я – с опытом моряк. Мой «Су» – не то, что робкий «Як».И я могу устроить здесь им маскарад.Друг друга знаем голоса,Но заливает пот глаза.Кто скажет, что тебя сегодня ждёт.Бескрайний океан – не сон. А вот уж рядом «Орион»Моторами, как дряхлый дёд, трясёт.Конечно, это не война. Но чувств такая же волна.Красавец-крейсер наш заснят в ходу, как пить.Пиши, доллары – на счетах, и форма будет в орденах.Работу смогут там такую оценить.Эх, шваркнул бы я по винтам,Послав инструкции к чертям.Улыбки наглые смахнул бы с этих сук.А то летят, куда хотят, снимают всех и вся подряд.И часто это сходит с грязных рук.В прицеле лампа «Пуск» горитИ в сердце боя страсть кипит.Характер дали б мне славянский проявить…По горловины я залит и, как струна, форсаж звенит.Не одного из них сумел бы завалить.Когда-то снимут все табу.Напомним всякому врагу,Что память вражья коротка.За бой и труд цена одна, одна страда нам всем дана.В дозоре дальнем Родина близка.Но время кончилось моё.Промчалось быстро, как кино.Я ухожу отсюда в заданный квадрат.Придёт на смену мне мой друг.И те, кто вяжут этот спрут,Всё осторожней из кабин своих глядят…Подполковник Вересов, поддавшись хмельной ностальгии, выступил поскромнее Стуколина, исполнив медленно и печально песню «Застывший МиГ»:
В далёкой дали заграничнойУ лёгких трубчатых воротНа постаменте необычномЗастыл красавец-самолёт.Давно в турбине стихли громы,Компрессор песню не поёт,А он как прежде, невесомый,Всё устремляется в полёт,И как подраненная птица,Взметнувшись скошенным крылом,Он много лет уже стремитсяДорогой на аэродром,И словно просит, чтобы далиЕщё хоть раз ему взлететь,Уйти в заоблачные дали,Покинуть враз земную твердь…А мимо чудо-самолёта,Стрелой пронзившего года,Спешат пилоты на полёты,Не замечая иногда,Как он стремится с постамента,Как с ними просится в полёт!..И громыхая инструментомЗаправщик мимо проползёт…Но каждый раз, когда устанетОт шумных буден и забот,К нему придёт, надолго станетВ ночной тиши седой пилот.И как с живым, как с давним другомО чём-то будет он молчать…И станет самолёт по кругуВ седом молчании летать,И взрыв форсажный из забвеньяРванёт его на перехват!..Да! Ради этого мгновеньяЕму положено стоять!Да, ради этого мгновенья!Для МИГА!..Ну и для того,Чтоб со скачками уплотненьяСобратья младшие егоЛетали лучше, дальше, выше,Наверняка разили цель!..Застывший «МиГ» под старой крышей —Седых пилотов колыбель… [23]23
Стихи подполковника ВВС в отставке Леонида Механикова.
Потом и сам Громов взял инициативу в свои руки, спел несколько песен «не в тему» от Бориса Гребенщикова, Юрия Щевчука и Михаила Щербакова. И, как обычно, поддавшись на уговоры друзей, начал хулиганить и «сбацал» широко известную в узких кругах балладу неизвестного автора «Про Ивана – летчика-аса, который побывал на Марсе, а когда с Марса воротился, с лётной работой распростился». [24] Начиналась баллада вполне эпически:
Жил да был отважный лётчик.Гордо в небе он летал,И любовь к своей профессииБеззаветную питал.Как-то раз в ночном полётеЛётчик петлю выполнялОт вчерашней ли нагрузки…От большой ли перегрузкиОн сознание потерял.Был наш Ваня летчик-асГод летал на первый класс,Ум теряя молодец,Вмиг смекнул – ему конец.Времени прошло немало,И Ивану лучше стало.Пять минут ещё проходит.Он совсем в себя приходит.Головой трясёт ИванКак ударенный баран.Все фюзеляжные пусты,А я в наборе высоты.Был наш Ваня атеистИ Иисуса, и беса,И другие чудесаОтрицал как коммунист.Тут однако даже онБыл немало удивлён.Вот летит Иван, смекаетНеужели я в раю?Видно даже Бог не знаетПро другу любовь мою.После каждого свиданьяВ божий храм ходила Маня.Видно в этом что-то есть.Коли мне такая честь.Тут мелькнуло что-то вдругВидит Ваня – синий круг.Потом свет совсем погас.Ваня слышит чей-то глас:«Ты хвалу воздай не Мане,а окстись и не крестисьТо простые марсианеПомогли тебе спастись.И не ангелы, не черти —Мы спасли тебя от смерти.Через несколько минутСможешь сам на Марс взглянуть»…24
Автор неизвестен только персонажам романа, на самом деле этот огромный стихотворный текст принадлежит перу авиатора Геннадия Подлесских.
Оказавшись на Марсе, пилот-ас Иван вступил в контакт с инопланетным разумом, который по уровню намного превосходил земной, а потому сумел построить роботизированный коммунизм. Наставники с красной планеты водили Ивана по музеям, в которых были представлены выдающиеся достижения великой марсианской цивилизации, в результате чего тот пришёл к закономерному выводу:
Ходит Ваня день и два —Идёт кругом голова.Ваня выразил восторгКто всё так устроить смог.А на нашей, брат, планетеУправленцев умных нету.Им бы только водку жратьДа с трибуны поорать.Однако предложение остаться на Марсе и стать испытателем звездолётов, высказанное наставниками, Иван непреклонно отверг, мотивировав это тем, что на Земле у него остались жена, любовница, друзья, да и вообще «Не могу никак сейчас – Скоро выборы у нас». Марсиане с почестями проводили героического лётчика, однако на Земле его ожидал совсем не дружеский приём:
Рассказал им всем Иван:Дескать, был у марсиан.Тут друзья переглянулисьПокрутили у вискаРазом все заторопились:Выздоравливай, пока.Санитары Ваню взялиИ к носилкам привязали.И в такой вот упаковкеНа носилках и в веревках,Воротился наш геройЖить из космоса домой.Никто не поверил Ивану: ни друзья-пилоты, ни замполит, ни комэск, ни комполка – даже жена с любовницей не поверили. В результате пилот-ас был списан на землю, где и мыкался, не ожидая больше от жизни ничего хорошего. Заканчивалась баллада обращением ко всему разумному-доброму-вечному, что ещё сохранилось в людях:
Я вам сказку рассказалНе для славы, не для чести,Чтоб подумали мы вместе,На Земле как дальше жить,Чтобы жизнь не погубить.Если ты летаешь в высь,Высоты во всём держись.Ваня, друг надёжный твой,Завтра в бой пойдёт с тобой.Он подставит грудь своюЗащитит тебя в бою.Надо другу слепо верить,даже в то, что не проверить.Если врач ты – так идиВсех и всюду убеди,Что пилот Иван ПетровТелом и душой здоров.Ты ж в угоду аппаратуПредал клятву Гиппократа.Если есть ты замполитЧувствуй, чья душа болит,Смотри шире на аспект,А не спрашивай конспект…Самодеятельная баллада понравилась, особенно тем из присутствующих, кто её до сих пор не слышал. Офицеры долго и бурно аплодировали, а гостеприимный командир даже попросил записать слова.
Импровизированный банкет подходил к завершению, когда во дворе дачи неожиданно появился Владимир Фокин. Поприветствовав участников застолья и вежливо пожелав им приятного аппетита, Фокин подошёл прямо к Громову:
– Пора, Константин Кириллович.
Кивнув, тот встал и отложил гитару.
– Костя, на посошок? – с надеждой вопросил Стуколин.