Небо без звезд
Шрифт:
«Когда эти люди поняли, что их обманули? – не раз задумывалась Шатин. – Может быть, когда, высадившись на Латерре, нашли лишь серую дождливую планету, не видавшую света Солнца? Или когда их загнали в шахты и на заводы, а патриарх, матрона и все представители первого и второго сословий скрылись за стенами Ледома, чтобы наслаждаться плодами их тяжких трудов?»
– Не ждал тебя снова так скоро, – прервал размышления Шатин голос Капитана, и она, моргнув, уставилась на кресло-трон, стоящее посреди Рубки перед панорамным окном. Прежнее стекло,
Шатин задрожала.
– Я принес то, что вы просили, Капитан. На этот раз у меня точно хватит.
Кресло развернулось. Шатин не отвела взгляда от изуродованного многочисленными шрамами лица Капитана. Она давно научилась спокойно смотреть на этого человека, а со временем и привыкла к его внешности.
О том, где Капитан обзавелся этим шрамами, ходили самые разные слухи. Одни уверяли, что семнадцать лет назад он сражался на стороне восставших и лицо ему обожгли выпущенные по приказу Министерства ядовитые газы. Другие – что он сам порезал себе лицо, чтобы производить устрашающее впечатление. А кое-кто говорил, что он якобы таким и родился.
Шатин больше верила тем, кто рассказывал, что Капитана предал один из соратников, потому-то он теперь и действует в одиночку и все тридцать часов в сутки окружает себя охраной. Краватт утратил веру в людей.
Однако сейчас прошлое Капитана было для нее абсолютно не важно. Какая разница, лишь бы Краватт дал Шатин то, чего она хотела.
– Показывай, – велел Капитан.
Она достала из кармана безделушки и реликвии Первого Мира, разложила все на разбитой панели перед капитанским креслом.
Он небрежно перебрал приношения, тронул пальцем пару тяжелых титановых наручников, месяц назад украденных Шатин у полицейского сержанта.
Рассмотрев все, он нахмурился, отчего провалившийся левый глаз стал еще заметнее.
– Все то же самое, что ты приносил в прошлый раз. Почему ты решил, что мне этого будет довольно?
Шатин, силясь подавить так и просившуюся на лицо торжествующую улыбку, запустила руку за пазуху и отстегнула медальон с изображением настоящего Солнца.
– Потому что в прошлый раз у меня не было вот этого.
Она уронила украшение на панель, с удовольствием услышав, как оно звякнуло об изъеденный ржавчиной металл.
Взглянув на новое приношение, Капитан перестал хмуриться.
– Настоящий артефакт Первого Мира, сокровище, спасенное в Последние Дни, – объявила Шатин, набивая цену своему последнему приобретению.
– Действительно, красивая вещь.
– А главное – дорогая, – добавила Шатин. – Этого хватит, чтобы оплатить проезд на следующем торговом вояжере до Юэсонии.
Капитан приподнял темную бровь:
– Ты по-прежнему хочешь именно туда? Охота тебе прожить остаток жизни в пластиковом пузыре за миллиарды километров от Солнц?
– Зато они видят эти Солнца.
– В наше время Юэсония – это самая ненадежная планета, – загадочным тоном, который уже начал раздражать Шатин, произнес капитан. – Освободившись от владычества королевы Альбиона, они сами себе подписали этим смертный приговор. Даже будь эта дамочка трижды сумасшедшая, как они уверяют, народу нельзя доверять управлять самостоятельно.
Шатин скрипнула зубами. Что он тянет? И сказала:
– Ничего, я готов рискнуть.
Капитан взглянул на нее с явным любопытством:
– Только не говори мне, что ты из этих. Поклонение республике, мальчик, до добра не доведет. В Первом Мире из демократии толку не вышло, тем паче это не сработает здесь, в системе Дивэ. Если ты витаешь в облаках наравне с остальными болванами, я бы предложил тебе…
– Я так отяжелел от дождевой воды – где уж мне витать в облаках, – перебила Краватта Шатин. Ее разозлил намек, что она могла сочувствовать революционерам. Хоть здесь, хоть на Юэсонии – что за чушь? Мечта перебраться на самую отдаленную планету системы зародилась в ней задолго до того, как там объявили войну безумной королеве Альбиона. – Я хочу отправиться на Юэсонию, – заключила она. – А вы обещали оставить мне место на следующем торговом вояжере.
Капитан, кивнув, подпер подбородок ладонью:
– В самом деле обещал. Если ты принесешь достаточно ларгов, чтобы оплатить проезд.
Шатин указала на краденые безделушки:
– Да тут уж всяко наберется на восемь тысяч ларгов.
– Но этого мало.
Она ощетинилась:
– Что значит – мало? Мы же договаривались: за восемь тысяч вы протащите меня на вояжер до Юэсонии.
Капитан поджал губы и кончиком искривленного пальца медленно подтолкнул к Шатин медальон с изображением Солнца.
– Боюсь, цены на проезд выросли.
Шатин услышала, как бешено заколотилось в груди сердце. Она старалась сдержать ярость. Не завизжать во все горло, как жалкий трюмный крысеныш.
– Как же так? – сквозь зубы проговорила она. – Я был здесь всего три недели назад. Не могли же цены вырасти так быстро!
Капитан откинулся в кресле и сложил ладони на коленях и изрек:
– Цены напрямую зависят от спроса, mon ami [13] .
– Да что изменилось-то? Объясните толком. – Она нетерпеливо заерзала, словно все тело ее вдруг стало зудеть. И обхватила себя руками за плечи, враз покрывшиеся мелкими мурашками.
13
Мой друг (фр.).
– Спрос резко вырос, – объявил Капитан. – Представляешь, юэсонцы избрали себе первого вождя. – Он закатил здоровый глаз. – Вот балбесы!
– Ну избрали, и что из этого?
Краватт криво ухмыльнулся:
– А то, что кое-кому в этом видится надежда на прогресс. И потому не ты один собрался слинять на Юэсонию. Ну и я, разумеется, воспользовался случаем, чтобы поднять расценки. Лично мне не нравится то, что творится на этой планете, но я в первую очередь делец и уж своего не упущу.