Небо цвета надежды
Шрифт:
– Она вообще говорить не умеет? Она что, немая? – спросила ааи папу. – Как ее зовут?
– Ее зовут Мукта. Она просто не привыкла к городу. Ничего, пусть привыкает. – Папа уселся на диван и развернул газету.
– Надеюсь, она недолго будет привыкать. – Ааи вздохнула и пробормотала еще что-то, подталкивая девочку в сторону кухни.
– Давай поселим ее в кладовой? Ты же на прошлых выходных там прибралась? Пусть у нее будет своя комната.
– Ты что, серьезно? – удивилась ааи.
– Ну да. Собственная комната – это здорово!
– Поселить ее в кладовой? – переспросила ааи.
Папа
– Можешь жить вот тут, – сказала она девочке.
Вот так Мукта и поселилась в нашей маленькой квартире, в крохотной каморке.
Наша квартира была не так просторна, как другие в этом комплексе. Помимо гостиной и кухни там еще было две спальни, одна из которых принадлежала моим родителям, а другая, рядом с кладовкой, – мне. Поначалу если у нас с новой девочкой и было что-то общее, то это стена между нашими комнатами. Я слышала, как по ночам она плачет, ее рыдания то стихали, то становились громче. Время от времени я вылезала из постели и подходила к двери кладовой, но так и не решилась постучаться и предложить помощь. Вместо этого я сказала папе, что по ночам девочка плачет. Он потрепал меня по щеке.
– Ничего, не волнуйся. Тут все новое, и ей не по себе. Не страшно, она привыкнет.
Помочь я ничем не могла, но подумала, что, возможно, девочка плачет, потому что ей не нравится ее новая комната – тесная, темная и мрачная, с облупленной краской на стенах, мне она казалась пещерой какого-то чудовища. Если память мне не изменяет, то солнца в этой комнате почти не бывало, хотя по ночам луна изредка заглядывала туда.
Шли дни, мы мало-помалу привыкали, ее приглушенные рыдания и сдавленные всхлипы постепенно слились с другими повседневными звуками – шумом машин, стрекотанием сверчков и далеким собачьим лаем. Девочка еще долго ни слова не говорила, и соседи, окликая ее, бормотали под нос что-то странное. Возможно, наша собственная жизнь – тихая и уютная – мешала нам разглядеть печаль в ее глазах.
Ааи сделала попытку обучить девочку некоторым домашним премудростям – готовить еду и мыть посуду, подметать и мыть полы, стирать одежду и развешивать ее, – но девочка оказалась неуклюжей, все валилось у нее из рук. От малейшего стука она вздрагивала, а стоило ааи слегка пожурить ее, как на глазах у нее выступали слезы. Вскоре ее беззвучные ночные рыдания сменились воплями. Помню, как-то раз в родительской спальне зажегся свет, после чего кто-то прошагал мимо моей комнаты в кладовку. Вскочив с кровати, я бросилась следом и увидела, что Мукта скрючилась на полу, а папа брызжет ей в лицо водой. Когда кошмары отступили и Мукта проснулась, она забилась в угол, лихорадочно оглядываясь вокруг, словно искала что-то.
В одну из таких ночей нас поднял с постелей стук в дверь. На улице дул ветер, и, когда папа отворил дверь, нас обдало холодом. Выглянув из-за папиной спины, я увидела рассерженных соседей. Один из них, лысый мужчина с редкими кустиками волос на плешивой голове и заспанными глазками, сказал – впрочем, довольно вежливо, – что своими криками и стонами девочка накликает на наш дом зло.
– И вообще, – добавил он, – она же немая. Как тогда ей удается кричать?
Стоявшая рядом с ним женщина перекрестилась
– Сделайте с ней что-нибудь. Сколько можно будить нас посреди ночи?
Это придало храбрости всем остальным.
– Нам завтра с утра на работу!
– Точно. Она же не в себе, ее лечить надо. С таким ребенком нам покоя не будет.
– Сводите ее к целителю, что сидит возле храма, – посоветовала одна из женщин, – я слыхала, ему достаточно дотронуться до человека – и все недуги как рукой снимет.
– Я не собираюсь таскать ее по всяким шарлатанам, – твердо ответил папа. – Просто ей здесь не по себе – и в городе, и в этом доме. Но она привыкнет.
На минуту собравшиеся умолкли, но потом кто-то снова заворчал, и все опять раскипятились. Из своей квартиры вышел разбуженный дядя Анупам.
– Что случилось? – спросил он, протирая глаза. Кто-то из соседей шепнул ему, дядя Анупам похлопал того по плечу и ответил: – Ладно, приятель, разберемся. А сейчас спать пора. – Он взмахнул рукой, и соседи начали разбредаться по квартирам.
Когда все разошлись, папа с дядей Анупамом еще долго стояли на балконе и обсуждали случившееся.
– Может, и правда сводить ее к доктору, – вздохнул папа.
Обращался ли папа в больницу – не знаю, но я не видела, чтобы он повел Мукту к врачу.
– Эта девочка не нашего круга, – напоминала мне ааи каждый вечер, укладывая меня спать, – твой папа вбил себе в голову всякие странные идеи о равенстве, но в обществе все по-другому. И нам не следует забывать о своем месте.
В то время я всегда выполняла папины просьбы. Каждый раз, приводя домой бездомного ребенка, папа отводил меня в сторону и говорил:
– Будь с ним доброй. Перед Господом все мы равны.
То же самое он сказал, когда у нас поселилась Мукта.
Ааи появление Мукты встревожило, а во мне девочка пробудила немалое любопытство. Мне ужасно хотелось расспросить ее о моих бабушке и дедушке, ведь родом-то она была из той же деревни, что и папа. Как-то среди дня я вошла на залитую солнцем кухню, где Мукта нарезала овощи. Я подошла к ней, обдумывая, как правильнее задать вопрос, и остановилась возле раковины, выжидая, когда Мукта поднимет голову и посмотрит на меня. Не дождавшись, я спросила:
– А в твоей родной деревне хорошо было? Ты не скучаешь?
Она действительно подняла голову и посмотрела на меня, но так, словно мои слова причиняли ей боль, а затем продолжила резать овощи. Лишь царапанье ножа о деревянную доску нарушало тишину между нами.
– Я просто хотела узнать про деревню, только и всего. Но если тебе не хочется рассказывать… – Не договорив, я пожала плечами. Предложение повисло в воздухе, как и моя обида. Я направилась к двери, но подумала, что папа наверняка захотел бы, чтобы я поступила иначе. Поэтому я повернулась и сказала: – Мы с Навином и другими мальчишками пойдем на площадку. Если захочешь, приходи с нами играть.