Небо для Баккена
Шрифт:
Ским занимал третье стойло от входа. Седло и упряжь висели тут же, на распорке.
– Ты что? Ты что задумал? – Лив взирала на меня в безмерном удивлении и даже с испугом. – Я не…
– Лив, слушай меня внимательно, объяснять нет времени, но, может, ты и сама все знаешь. Я еду в Рёнкюст. Ты сейчас возвращайся в трактир, все время будь на людях. Лучше ночь не спи. Завтра с утра с первым же попутным караваном вместе с отцом отправляйся в Бьёрнкрог. У ворот Арахены потребуй встречи с канцлером Хегли Секъяром, скажешь, что есть вести от Ларса Къоля. С тобой будет разговаривать высокий мужчина с черной бородкой, южанин. Надо что-то, чтобы он поверил, что ты действительно
– Какой канцлер? Чей соперник? Спятил?!
Хорошая актриса. Или же действительно не имеет к Хегли Секъяру никакого отношения.
Под изумленным взглядом актерки я осторожно вывел Скима из кхарни. Никаких преследователей по-прежнему не наблюдалось.
– Спятил, – убежденно сказала вслед Лив.
Вдоль берега океана не прокладывают тракты, и нормальные люди предпочитают огибать Фимбульветер на карбасах. Понятно почему. На карте четко вычерчивают береговую линию, а сколько вдоль нее мест непроходимых, непроезжаемых и даже непролезаемых, самонадеянному путнику предстоит выяснить самому.
Начали огибать один холм, но на пути встал другой, за ним притаился третий, а когда наконец выбрались на простор, ни я, ни Ским представления не имели, где мы находимся.
По непонятной причине выбрались мы из холмов совсем не там, где заезжали. Океана словно и поблизости не было. Окончательно разуверившись в своих способностях находить нужное направление, я дал Скиму волю.
Всякий знает: кхарн под седлом всегда считает главным хозяина. Но если заблудился в Белом Поле, не знаешь, куда двигаться дальше, надо спешиться, отпустить поводья и довериться быку. Он чутьем отыщет верный путь, выведет если не к человеческому жилью, так на дорогу. Но слишком много времени мы потеряли. Солнце уже уселось на горизонт, а ночью одинокому путнику в Белом Поле беда. Нужно добраться хотя бы до тракта, попытаться отыскать придорожное укрытие. Невелико удовольствие всю ночь сидеть в холодной каменной пирамиде, но она хотя бы защитит от ветра и ночных хозяев снежной равнины.
К прочим бедам началась метель. Белые вихрики пока что робко приподнимались над землей, будто принюхивались, приглядывались, но скоро они осмелеют, начнут подкрадываться, окружать, ослепят, заморочат, собьют с пути. А о тех, кто может прийти за метелью, и думать нельзя.
Тихое хихиканье за спиной. Нельзя оборачиваться, нельзя смотреть. Настиг ли нас путник, погибший в Белом Поле, и, лишенный достойного погребения, ставший упырем, принес ли холодный ветер мроса, или подкралась неслышно белокосая метелица, нечисть всегда нападает спереди – ей нужно, чтобы жертва посмотрела на нее.
– Постой… Обернись…
Голосок нежный, звенящий. Метелица. Прекрасная девушка с длинными, до земли, волосами, собой белая, будто вся из чистого снега создана. Обнимет, прильнет, поцелует и выпьет в поцелуе том живое тепло.
Не отвечать, не оглядываться – идти. Шагать вперед сквозь снежную круговерть, ни зги не видя перед собой, доверяясь лишь чутью кхарна. Где-то поблизости должно быть человеческое жилье, иначе Ским залег бы, пережидая буран.
– Постель готова… Ложись…
Тонкие нежные руки обнимают меня, белые волосы опутывают, словно сетью.
Оступившись, падаю на колени.
– Не бойся… Просто уснешь… Уснешь счастливым…
И тут же Ским, мотнув головой, снова вздергивает меня на ноги. Хорошо, что догадался намотать уздечку на запястье.
– Не противься…
Холодные руки запрокидывают голову. К губам словно льдинка прижалась. Герда не так целует…
– Герда!
Впереди, четыре шага пройти, распахнулась дверь. Золотистый домашний свет, девичий силуэт на пороге. Я рванулся вперед, к моей Герде.
Не сумел, сил не хватило. Кружащая вокруг вьюга почему-то стала черной. Стало совсем темно и очень тихо. Я снова падал лицом в снег.
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
Взгляды, взгляды. Сочувственные, любопытные, откровенно злорадные. «А о чем ты думала, голубушка, когда с хронистом путаться начала?» Весть о том, что стряслось с Ларсом Къолем, разлетелась по городу за один день. За измену или за правду, рано или поздно, а случившегося надо было ждать: не бывает у таких, как Ларс, ровной, спокойной жизни.
Вслух никто ничего не говорил – обижать дочь свирепого капитана стражи дураков нет! – но лучше б уж не молчали. Тогда можно было бы хоть ответить, защититься. А что делать, когда на тебя просто смотрят? Хотелось заслониться от взглядов, как от ударов, сжаться, закричать… Тогда будет еще хуже. Вот, скажут, дура сумасшедшая, поглядеть на нее уже нельзя.
Герда старалась выполнять свои обязанности в оранжерее, но получалось плохо. Вода из лейки лилась мимо или вытекала за края горшка, лампа для обогрева никак не хотела принимать нужное положение, постоянно что-то падало и опрокидывалось. Растения, прежде радостно тянувшиеся к Герде, жухли и никли. Они словно чувствовали горе девушки и страдали вместе с ней.
В результате добрейший хеск Брум предложил взять заботу о несчастных посадках на себя. А Герде нужно немножко отдохнуть. Нет, оранжерея вовсе не собирается отказываться от ее услуг, но когда в семье такое горе… Она может вернуться в любое время. Слова «как только успокоится» вслух произнесены не были. Герда согласилась, ей было все равно.
Дома она целыми днями лежала на кровати в своей комнате. Не плакала, уже не могла, только иногда тихонько скулила, отвернувшись к стене. Приходил Вестри, устраивался в ногах, скрутившись кренделем. От его живого тепла становилось чуточку легче.
– Герда! Кушать!
Папа зовет ужинать.
Подобрав ставшие неуклюжими, тяжелые, словно мешки с мокрой шерстью, руки и ноги, Герда приподнялась. Посидела немного, вцепившись в край кровати, пока не унялось головокружение. Глаза не хотят открываться. Такое ощущение, что все лицо опухло, оплыло вниз. И нос заложен. Надо бы умыться. И волосы расчесать… Горе не повод для неопрятности.
Ужинали вдвоем. Хельга как уехала в столицу, так там и сгинула, а Гудрун целыми днями пропадала в храмах. Следуя странной логике, она молилась всем Драконам по очереди, хотя чем тут могут помочь торговец Ханделл или покровитель ремесел Мед? Впрочем, Ханделл оберегает тех, кто в дороге…
Оле суетился, подавая на стол. Герда вяло подумала, что надо перестать валять дурака, не у нее одной горе, и хоть как-то помогать приемному отцу. Он же сейчас и на службе устает, и по хозяйству хлопотать ему приходится. И с Вестри гулять. А еще о раскисшей в квашню девчонке заботиться.