Небо на троих
Шрифт:
27.2
Но всё же сегодня утром, когда она сидела на краю гаурхи, бесстыдно расставив свои смуглые ножки с тонкими икрами и изящными щиколотками, Даур не удержался, чтобы не взглянуть на неё истинным зрением. Пусть это слишком энергозатратно, пусть потом его ждёт тяжелейший откат… он и так отказал себе в возможности оттрахать её хорошенько, заслужил же он такую малость, как всего лишь… посмотреть не неё.
Увидеть, какая она…
И увидев, уже не смог отвести взгляд…
Её нежная смуглая кожа наполнилась изнутри цветом, стала карминовой… И она светилась… ещё больше! Иссини-чёрные волосы, рассыпанные по обнажённым плечам, налились пламенем. Живым. Подвижным.
Юркие огненные язычки стекали по влажным волосам, отражались в пухлых, покрытых детским пушком щеках цвета кармина.
Пламя так и кипело в ней, переливалось, играло всеми оттенками красного, жёлтого, оранжевого…
И только из широко распахнутых глаз её смотрело небо.
Небо хмурилось, небо сердилось. Небо завешивалось пеленой облаков и всё равно сочилось сквозь них лазурью. Небо всхлипывало от изнеможения, плыло и клубилось, и проливалось влагой. Обрушивалось бурными, упругими потоками драгоценной жизни! Обнимало со всех сторон, прямо из её глаз. Бесцеремонно пробиралось в самые сокровенные уголки, куда Даур и сам не имел прежде доступа. Досыта поило иссохшееся сердце, безошибочно нащупывало душу…
И чем дольше Даур смотрел в это небо, тем реальней оно становилось.
Там! За её глазами. Оно сочилось из них, не умещаясь, как не может бесконечность уместиться в рамках формы…
Даур всё ждал, когда это волшебство закончится, оборвётся, когда энергетическая пиявка вгрызётся в него изнутри, причиняя страдания, значительно превосходящие самую адскую физическую боль…
Ведь для того, чтобы получить полноценное магическое питание, он должен трахнуть девчонку.
Иметь её жёстко и долго, заставляя испытывать всю палитру необходимых ему эмоций — от стыда и ненависти к самой себе до безумного, сжигающего заживо вожделения, раздирающего душу на части желания…
Симбионт же молчал.
То ли подавился, наконец, то ли, как и Даур, охренел.
И ведь это он даже не трахнул пичужку! Что же будет, когда его член ворвётся, наконец, резким, грубым толчком в эту тугую горячую глубину?
Какая же ты сладкая, огненная детка…
Какова же ты будешь на вкус, если распахнёшь свои сотканные из пламени крылья?!
Нет… нельзя… что же ты делаешь со мной…
Лучше раздвинь ножки, детка.
Да-да, бойся меня. Бойся сверкающей полоски лезвия. Бойся… Только не зови всем своим видом, не обещай блаженства, которого нет на земле.
Не обнадёживай струящимся из твоих глаз небом…
Глава 28
Даур
…Она сидела рядом тихонько, как мышка. Молчала всю дорогу. Лишь на поворотах, когда «сильфиду» заносило, вздрагивала, повисая на ремне, а потом ёрзала, усаживаясь поудобнее.
Ёрзала…
Одна мысль о том, что пичужка без трусиков, отдавалась таким болезненным распиранием в штанах, что Даур готов был не то вернуть ей её шрявьи трусики, не то остановить мобиль и отыметь девчонку прямо в «сильфиде».
А то и вовсе закутать её в отрез чёрной материи, как делают со своими женщинами тёмные альвы.
Видел Даур таких — в прошлом месяце как раз целая делегация из Багряного Каньона во дворце была. Шейхи их приезжали, прямо из своего подземного мира к его императорскому величеству. Никто не предупредил, что путешествуют они вместе с жёнами (спасибо, не со всеми).
Вот и за спиной каждого тёмного альва перетаптывались мешки на ножках, которые жёны. Увидишь на улице эдакое чудо — и непонятно, человек перед тобой или нет. Реально, больше всего похоже на мешок, перевёрнутый вверх ногами, а сквозь плотную сетку спереди посверкивают красные светящиеся глаза. Жуть!
Это тогда ему так показалось. Они ещё ржали потом с Арнэем, как умалишённые. Своих любовниц драгхи предпочитали одевать откровенно. Насколько это возможно, конечно. Чтобы не выглядеть в глазах низших, словно они в компании путан с трассы.
А вот сейчас, кажется, такая хламида для пичужки не помешала бы.
От того, чтобы прямо сейчас развернуться и поехать за таким чёрным мешком, дабы надеть его птичке на голову, Даура удержала лишь мысль, что в таком виде её, конечно, хрен пустят на занятия.
«Ну и хорошо! — прозвучала следующая мысль, ещё более идиотская, нежели план по упаковке. — И нечего ей там делать».
Лишь остатки здравого смысла не дали вывернуть руль.
— Ты во сколько заканчиваешь? — спросил он, глядя прямо перед собой.
— В четыре, — пискнула она и добавила: — У нас практикум по ментальному управлению. Отработка за прошлую неделю…
— Так каникулы же были, — удивился Даур.
— Мышь… то есть препода это не волнует.
— Мышь, значит, — хмыкнул драгх. — А кто у вас менталку читает?
— Дэз Маушсар, — робко ответила она.
Губы драгха помимо воли хозяина растянулись в улыбке.
Маушсара он помнил, тот читал у них менталку на первом курсе. Но запомнился, паразит, на всю жизнь. И правда на мышь очкастую похож. Как же они сами не сообразили?
— У нас его ихневмоном звали, — зачем-то сообщил он.
Пичужка прыснула, а Даур хмуро подумал, что хорошо, пожалуй, что они расстаются практически до вечера. Так и сторчаться недолго.