Небо начинается с земли. Страницы жизни
Шрифт:
– Могу! – ответил я и подумал: «При чем тут лошади?»
– Ну и хорошо, – сказал командир. – Будете у нас обозным – бензин на лошади подвозить к аэропланам.
– Мне лошадь и дома надоела! – пробурчал я в ответ.
– Вот что, товарищ боец, – строго сказал командир, – зачем вы вступили в Красную Армию? Защищать нашу молодую Советскую Республику! Так ведь? Надо, значит, и делать, что прикажут. А это очень важно – подвозить бензин к аэропланам. Без бензина не полетишь…
– Раз важно, значит, я согласен!
– А какое у вас образование? – спросил командир.
– Какое там образование… Три класса, да и то третью зиму не доходил…
– У нас открыта вечерняя школа для взрослых. Приказываю в обязательном порядке посещать ее, учиться.
Так я стал обозным и одновременно школьником на военном аэродроме. Лошадь мне попалась неплохая: сильная, сытая, не то что старая кляча, оставленная в отцовском доме. Я развозил громыхавшие на телеге железные бочки с бензином.
Вечерами посещал школу. Из всех учеников я, пожалуй, был самый беспокойный. Никто не задавал столько вопросов учителям, сколько я. Но нужно сказать, что учителя не были на меня в обиде и охотно рассказывали обо всем, что меня интересовало. Они понимали, что мне не терпелось наверстать то, что было упущено в детские годы.
Днем же, выполнив свои несложные обязанности и накормив лошадь, я бежал на аэродром к самолетам.
Я был рад каждому случаю повертеться подольше около самолета. Машины притягивали меня к себе, как магнит. Я старался как можно больше «помогать» механику: наливал бензин в бак, подавал инструмент, придерживал крыло, когда он пробовал мотор, при посадке самолета бежал навстречу, чтобы помочь летчику подрулить на место стоянки.
Вскоре я прослыл таким любителем авиации, что мне (до сих пор не знаю, в шутку или всерьез) дали звание «наблюдатель правого крыла», – я должен был следить за чистотой правого крыла самолета. И я по-настоящему гордился своей работой. С какой любовью я чистил, мыл, вытирал крыло после каждого полета и перед уходом в воздух! Я сам порой был не так чист, но «мое крыло» блистало как зеркало.
Меня часто похваливал старший механик Федор Иванович Грошев. Впоследствии он стал лучшим полярным авиамехаником и прославился своими полетами в Арктику с летчиком Бабушкиным. Но и тогда уже он считался лучшим мотористом дивизиона. Небольшого роста, коренастый, с черными усиками, он никогда не сидел без дела, все время возился у «Ильи Муромца».
Говорил Грошев так быстро, что сразу и не поймешь:
– Присматривайся, Миша, присматривайся! Ты парень не из ленивых. Может, чему и научишься. Аэроплан у нас замечательный. Можно сказать, первейший в мире. Ни в одной стране нет такого чудо-богатыря.
Грошев был прав. В то время четырехмоторные воздушные корабли, носившие имя героя древней русской былины, не имели себе равных. Их строил Русско-Балтийский завод в Петрограде по проекту русского инженера Игоря Сикорского. Этот великан развивал скорость до ста километров в час, поднимал десять пассажиров. Конструктор «Ильи Муромца» первым создал удобства для экипажа. Застекленная кабина самолета отапливалась. В войну «Илья Муромец» превратился в грозную летающую крепость. На нем было установлено три пулемета: в хвосте, наверху и у нижнего люка. Он поднимал до двадцати пудов бомб. Кроме того, на вооружении «Муромца» были металлические стрелы. Падая с километровой высоты отвесно, с душераздирающим визгом, они пробивали насквозь всадника с конем. Почти в каждый боевой полет «Муромец» брал с собой не менее пуда листовок. В гражданскую войну листовки были все равно что пули и снаряды. Они адресовались солдатам белой армии и призывали их вступать в Красную Армию, рассказывали правду о Советской власти, о нашей борьбе, о преступных замыслах белогвардейцев и хищных иностранных захватчиков.
Всю гражданскую войну я провоевал в дивизионе тяжелых воздушных кораблей «Илья Муромец». Сначала мы сражались в местах, где я родился. Недалеко от нашего города появился белый генерал Мамонтов. Со своими кавалерийскими полками он шел на Тулу и Москву. Конные отряды быстро передвигались. Найти и разгромить их было лучше всего с воздуха. Красная авиация творила чудеса в борьбе с мамонтовцами.
Дважды вылетал наш командир на боевое задание. Но Мамонтов с превосходящими силами казаков усиленно наступал. Уничтожал все, что попадало под руку; невинных людей расстреливал. Отряду приказано было отступать обратно в Липецк.
Мы то отступали, то наступали, выполняя боевые задания, пока Буденный под Воронежем не разгромил войска Мамонтова.
Дивизиону был дан приказ командующего Восточным фронтом перебазироваться в город Сарапул, что стоит на берегу реки Камы.
Благодарность
По совету бортмеханика Федора Ивановича Грошева я присматривался к самолетам, но не смел и мечтать о том, чтобы стать когда-нибудь авиамехаником или летчиком. Куда уж мне! Вот автомобиль – дело другое. Он по прочной земле бегает. И появилась у меня мысль стать шофером. Спросил я раз Грошева, что нужно, чтобы стать шофером.
– Учиться, трудиться, – ответил Федор Иванович. – Время-то теперь какое! Власть у нас Советская, народная! Все ворота открыты… Я поговорю о тебе с командирским шофером Ляшенко.
Саше Ляшенко эта идея понравилась.
– Мой помощник переходит самостоятельно работать на грузовик. Я его так отшлифовал, что он теперь ездит как бог…
Не откладывая это дело в долгий ящик, мы сразу пошли просить командира о моем назначении.
На следующий день я получил повышение по службе. Меня назначили помощником шофера, была тогда такая должность. Во время разъездов в мои обязанности входило сидеть рядом с водителем.
В автомобиле я, разумеется, мало понимал, расспрашивал. Понемногу это чудо стало для меня проясняться. Шофер был доволен своим помощником, но учить меня управлять машиной не хотел. Это меня очень огорчало, и я решил перехитрить его.
Рано утром, когда он еще спит, заправлю машину, заведу мотор и начинаю: то назад, то вперед… то назад, то вперед… Далеко я уехать не мог, все мои «маневры» происходили на крошечной площадке, где даже нельзя было сделать разворот. Но все же эти упражнения принесли мне пользу.
Как-то Ляшенко раздобрился.
– Садись, – говорит, – за руль и попробуй управлять… Вот это – педали, это – конус, это – тормоз, этим дашь газ, а вот это – рычаг перевода скоростей. Не волнуйся, спокойно.
А я нисколько не волновался: все, что он мне показывал, я уже хорошо изучил, внимательно присматриваясь к его действиям, когда он вел машину. Да и утренние занятия помогли.
Когда я поехал, шофер удивился:
– Неплохо ведешь!
Всем известно, что начинающего велосипедиста прямо притягивают препятствия – тумбы, фонари, телеграфные столбы, которые, казалось бы, он должен объезжать на почтительном расстоянии. То же случилось и со мной. Много места было на аэродроме, но я все же ухитрился чуть не въехать в ангар, – хорошо, что Ляшенко вовремя схватился за тормозной рычаг.