Небо начинается с земли. Страницы жизни

Водопьянов Михаил Васильевич

– Разрешите доложить, товарищ командир!

– Некогда тебя слушать. Поедем искать подбитый самолет!

– А мы уже его разыскали… И летчиков под конвоем сюда доставили!

– Как – под конвоем? И кто это «мы»? Не понимаю!

– Я и новоприбывший моторист Басов.

– Да ты же и винтовку в руках не держал!

– Зато Басов хорошо стреляет.

– Ну молодцы! Давайте сюда пленных! – засмеялся Павлов.

Гоша, козырнув, доложил:

– Пленных – летчика-белогвардейца подполковника Бабакина и неизвестного летчика-наблюдателя – доставил моторист Басов.

– Благодарю

обоих за отличную службу! – громко отчеканил Павлов. – И, повернувшись к Гоше, сказал: – Мне все некогда было с тобой переговорить, а выходит, есть о чем побеседовать… Ну, закуривай! – И он протянул свой портсигар, щелкнув им, что было у него знаком особого расположения.

…Пока «павловцы» находились вместе с нашим дивизионом, Гоша без устали рисовал портреты моих товарищей по службе. Все летчики, мотористы, красноармейцы послали домой свои изображения у крылатой машины.

Вскоре истребительный отряд Ивана Ульяновича Павлова улетел с нашего аэродрома. Мы тоже переехали на новое место, и я потерял след Гоши. Мы вновь с ним встретились спустя много лет в Москве.

Басов так и не стал летчиком, а художник вышел из него знаменитый.

Леша военлет

Алексея Силова прислали в авиационный отряд, когда мы стояли вблизи Екатеринбурга, как называли тогда нынешний Свердловск. Время было тревожное. На Урал наступали банды белого адмирала Колчака.

Новичок с маленькой корзинкой в руке молодцевато прошагал через зеленое летное поле и остановился перед палаткой, в которой помещался штаб. Носовым платком он смахнул пыль с ярко начищенных хромовых сапог, подтянул ремень на новенькой кожаной тужурке и поправил летный шлем.

Мы возились в это время у моторов и, перепачканные с головы до ног машинным маслом, с любопытством и даже с какой-то неприязнью смотрели на щеголеватое пополнение.

Через полчаса прибывший вышел из штаба. Вид у него был уже совсем не такой лихой. Он постоял минутку-другую, сплюнул, махнул рукой и ленивой походкой направился к нам, мотористам.

Вот что произошло в штабе.

– Красный военлет Алексей Силов прибыл в ваше распоряжение! – щелкнув каблуками, громко отрапортовал новенький.

«Нашего полку прибыло!» – подумал командир отряда, с удовольствием рассматривая нового военлета. Он встал из-за стола, шагнул навстречу Силону и долго тряс ему руку.

Стоило только взглянуть на Силова, чтобы сразу понять, что он не из бывших царских офицеров. Невысокого роста, коренастый, с льняным чубом и обильно усыпанным веснушками круглым добродушным лицом, он совсем не походил на вчерашнего поручика или штабс-капитана.

В царской России к штурвалу военного самолета допускались только офицеры – сынки помещиков, фабрикантов, высокопоставленных чиновников. Нижним чинам из рабочих и крестьян доверяли лишь ремонт моторов и уход за машинами. После революции большинство авиаторов-офицеров оказалось в лагере белогвардейцев. Вот почему в Красной Армии в годы гражданской войны было мало самолетов и еще меньше летчиков.

Кое-кто из бывших офицеров-летчиков сорвал золотые погоны и перешел на службу к красным. Им не всегда можно было доверять. Другое дело – свой брат летчик! Большие, в ссадинах и царапинах темные, мозолистые руки труженика были для Силова отличным «удостоверением личности».

– На каких самолетах летали? – спросил у него обрадованный командир отряда.

– На разных, – не очень уверенно ответил Сипов. – На «вуазене», например…

– Очень хорошо! У нас как раз есть беспризорный «вуазен».

Командир взял документы Силова, и, пока читал их, на его бритых худощавых щеках появились красные пятна и быстро задвигались желваки.

– Что за чушь! – закричал он, стукнув кулаком об стол. – Вы говорите – летчик, а по документам – механик!

– Свидетельства не имею, один глаз не совсем в порядке, но это ерунда, летать могу, – смущенно оправдывался Силов.

– Где учились?

– Самоучка.

Этого признания было достаточно.

Наш командир строгим, официальным тоном сказал:

– Вы назначаетесь мотористом. Летчики-самозванцы нам не нужны… Можете идти.

– Очень хочу летать! – совсем как обиженный мальчишка прошептал «летчик» у самого выхода.

Так появился у нас новый моторист. Вскоре, узнав получше непризнанного летчика, мы по-настоящему полюбили его. «Леша Сибиряк», как бойцы окрестили Силова, потому что он был родом откуда-то из-под Красноярска, оказался на редкость веселым, сметливым, задушевным парнем. Он уже второй год служил добровольцем в частях Красной Армии и стал очень квалифицированным мотористом. Руки у него были прямо золотые, да и голова тоже. Он неплохо изучил моторы разных марок, что было особенно важно, так как летали тогда на заграничных «гробах» – сильно потрепанных машинах: всяких «фарманах», «вуазенах», «моранах», «лебедях»… Эти самолеты были похожи на непрочные этажерки из фанеры, полотна и проволоки, на которых стояли малосильные, капризные двигатели.

Тогда не хватало всего: запасных частей, инструментов. Нужно было немало смекалки, чтобы отремонтировать старый мотор, приспособить к нему какую-нибудь деталь, взятую с другого, отжившего свой век, самолетного двигателя.

Делать это становилось все трудней и трудней. Наш «склад» деталей катастрофически уменьшался. Все, что можно было снять со старых, негодных моторов, уже было использовано. А нужны были то шатуны, то поршни, то клапаны, а главное, часто ломались пружины.

Три боевые машины стояли у нас в бездействии из-за отсутствия нужных запасных частей.

А колчаковцы передвигают войска, готовясь, как видно, к решающему штурму Екатеринбурга. Нужно чуть ли не каждый час вылетать на воздушную разведку, а тут машины одна за другой выходят из строя.

Где взять детали? Над этим ломали головы и командование авиационно-разведывательного отряда и все механики, в том числе и Силов. Он был мотористом самолета, на котором летал Шадрин. На серой офицерской шинели этого летчика светлели полоски от недавно снятых погон, а фуражку украшала огромная, вырезанная из красной материи звезда.