Небо над полем

Винокуров Валерий

— Нет-нет, — пытался убедить Соснора и Сергея и самого себя, — я обязан вернуться туда, где начинал. Это — как дело принципа. Я обязан. Это сильнее меня. Прости.

— Мы оба потеряем слишком много. Оба, — настаивал Сергей. — Ты же сказал, что кто-то тебе дороги перекрывает. Но наверняка не в «Звезду» Ты свободен И ты нужен «Звезде». А она нужна тебе. Решай. Решай сейчас.

Разными людьми они были! Но в тот день поняли друг друга. И это привело к важному для всех — и для футбола — решению. Никто, кроме Сергея, не мог ожидать такого. Сам Андрей никогда бы не поверил, что сможет так быстро принять решение,

меняющее всю жизнь.

Савельев не вспоминал, глядя на Соснору, тот давний день, когда юный застенчивый Андрей появился в сборной и со второй игры прочно занял только что отвоеванное Савельевым место в ней. Он уже тогда приучил себя к восприятию футбольной жизни, как необходимости беспрестанных перемен, в конце концов сам Савельев в сборной успел сыграть всего три с половиной матча. Он лишь прятал сейчас улыбку удовлетворения: заполучить такого игрока — это же мечта любого тренера, но попробуй добиться разрешения на переход.

В ответ на просьбу Андрея: «Разрешите потренироваться? Где-нибудь рядышком, я не помешаю» — Савельев ответил со спокойной уверенностью: «Можешь со всеми. У нас секретов нет».

Чуть позже, во время разминки, тренер мимоходом заметил пробегавшему рядом Сосноре:

— Как ты вписался в «Звезду», будто и родился у нас.

— Сейчас все от вас зависит, — тут же вставил Сергей Катков.

Савельев намеренно избавил себя от определенного, обязывающего ответа:

— Преувеличиваете, как всегда, мои возможности.

Соснора был ему нужен, его присутствие на поле, в составе «Звезды» решило бы почти все проблемы, которые мучили и самого Савельева, и его многострадальную команду. Однако его уже предупредили, чтобы не вздумал пригревать Соснору в «Звезде». «Почему я» — спросил тогда Савельев. Ему ответили: «Всех предупреждаем».

День начался необычно и закончился необычно. На загородную базу команды вдруг приехал директор завода Бурцев. Никогда еще этот тихий, расположенный вдали от городского шума, от дымящих заводов уголок не посещал директор. «Значит, рука судьбы», — решил Савельев, и потому попросил Бурцева помочь добиться разрешения на переход Сосноры. Правда, оказалось, что о самом Сосноре директор ничего не знал. — Если это такой клад, как вы расписываете, почему же его отпустили? Может, вы преувеличиваете? — не поверил Бурцев.

— Нет, не преувеличиваю, — твердо сказал Савельев. — За него будет просить и команда.

Говоря так, Савельев думал о Каткове. Если тренер не добьется от директора помощи, то за дело возьмется Катков и сам пойдет к Бурцеву, а этого допустить Савельев не мог.

— Ну, хорошо, — Бурцев нетерпеливо взмахнул могучей рукой. — Попробую договориться с вашей федерацией. Раз все так делают. Но неужели вы не понимаете, что футболисты со стороны — это негативная аттестация вашей работы?

Бурцев попытался развить свои принципы, но Савельева они сейчас нисколько не волновали. Важно было добиться согласия директора, и он его добился.

— Ладно, — проворчал Бурцев. — Соснора, или как там его, будет играть в «Звезде».

Утром в день полуфинала, а «Звезде» волей жребия выпало играть в городе, который был родным для Андрея, из Москвы пришла телеграмма, разрешавшая ему выступать в составе «Звезды». Но в обеих командах, конечно, об этом знали еще с вечера.

Как же теперь заиграет «Звезда»? — вопрос этот был для меня вовсе не праздным.

По своему амплуа Соснора мог быть как оттянутым вглубь, так и выдвинутым вперед форвардом. Более того, в доронинской команде он держал в своих руках управление не только атакой, но и вообще всей игрой. В «Звезде» эти же или сходные функции — многие наши команды в той или иной степени копировали доронинскую — выполняет ныне Катков. Держать же Соснору во втором эшелоне нет смысла— утрачиваются его лучшие качества. Однако «Звезда» не может позволить себе роскошь играть с тремя выдвинутыми вперед форвардами. Значит, Сосноре нет места впереди. А если все-таки Савельев позволит себе такую роскошь?

Сам Соснора не может не понимать своего шаткого положения. А потому его приход в «Звезду» — чистейшее безумие. Если иметь в виду один лишь футбол.

Совсем недавно тренер сборной писал про него: «Очень умный, очень честный игрок. Он никогда не сделает лишнего, не злоупотребит своими возможностями, он сделает именно то, что требуется, он имеет право строить игру так, как будто является тренером во время матча и решает, как ее направить, а остальные подхватывают на ходу его идеи и в меру своих сил развивают их».

Такой Соснора на вторые роли не пойдет.

А вдруг пойдет? Пойдет только потому, что иначе вообще вынужден будет уйти из футбола?

Так рассуждал я о месте Андрея Сосноры в тактической схеме «Звезды» перед полуфинальным матчем.

Но та игра, которую предложила в полуфинале «Звезда», показала, что ни о каких вторых ролях Сосноры и речи быть не может!

Сказать, что «Звезда» играла вдохновенно, значит открыть лишь то, что лежало на поверхности и было очевидным для всех.

Я назвал свой отчет «Два гола надежды», но утром понял, что этот заголовок претенциозен и неточен. Что поделаешь — таковы издержки нашей работы в номер.

Дело было вовсе не в голах. Дело было в том, что мы увидели у «Звезды» игру, о которой могли только мечтать, и, чтобы описать ее, необходимо пользоваться самыми громкими эпитетами. Конечно, позднее, поостыв, уже передав отчет, я понял, что так «Звезда» играла только в последние десять минут, а до того не все у нее получалось на уровне высшего класса. Но если получалось хоть в конце, значит, будет получаться и с на-

Кто мог подумать, что «Звезде», казалось бы, средненькой и маловыразительной команде, для взлета необходим был один-единственный игрок — Соснора. Что самому Сосноре, чтобы вспыхнуть по-новому и еще ярче, чем прежде, нужна была именно «Звезда»? Вспыхнуть снова тогда, когда, казалось бы, все было кончено.

В последние шесть лет Андрей редко бывал в отцовском доме, даже отпуски предпочитал проводить на болгарских курортах. В отцовском доме все навязывали ему свои отношения с миром, свои убеждения, пытались подчинить его жизнь таким интересам, которых он не принимал. Вот и сейчас за столом в ожидании торжественного, по случаю его появления, обеда обе сестры только и знают, что укорять его:

— Сколько уже не был дома…

— Позавчера ж приехали — мог и заглянуть.

— Для тебя родня ничто. Ты для себя живешь.