Небо тебе поможет
Шрифт:
Диктор предупреждал меня, чтобы я была осторожной. Я не успею его как следует за это отблагодарить.
Человеку страшнее волка понравился бы проблеск страха в моих глазах. Страх, тревога, ужас были его страстью.
Я ломала себе от отчаяния руки, когда узнала об этом из вечерних новостей. Мне становилось от этого дурно.
Человек страшнее волка убивал случайных прохожих. Ему нравилось смотреть, как ужас и паника охватывают его жертвы. Сталь казалась мягче, чем его черствое сердце. Мне хотелось зажмурить
Бампер машины убивал человечнее, чем руки этого монстра.
Мои веки приоткрывались. Мало-помалу мой взгляд сфокусировался на человеке страшнее волка. У хищника был дар. Он умел гипнотизировать. Я попаду к нему в пасть, если буду слишком опрометчивой, предупреждал меня диктор. Я его никогда уже за это как следует не отблагодарю.
«Невообразимо». Это слово произнес диктор! Невообразимо — это значит, совершенно невозможно представить. Даже я не могу.
От страха у меня волосы становились дыбом.
Прежде, чем покончить с очередной жертвой, он, которого мать не должна была произвести на свет, который не должен ходить по этой земле, он станет рассказывать ей обо всех тех пытках, которые изобрел, дабы утолить свою жажду чужих страданий.
«Слабонервных просим не смотреть».
Я все сильнее выкручивала себе пальцы. Мой указательный палец, зажатый в кулаке другой руки, был практически сломан.
От человека у этого хищника был только облик. От животного… Он не заслуживал даже этого определения. Его холодный ум помогал ему избежать ошибок. Он не совершил ни одной. Он всегда достигал своей цели. Нужно было быть по-настоящему очень-очень осторожной. Я отдавала себе в этом отчет.
Кто бы меня спас?
Кто смог бы его остановить?
Никто. Так, казалось, говорил диктор.
Темный угол улицы, лестница в подъезде, полумрак квартиры были стихией маньяка.
Ужасная смерть.
Я сучила ногами. Я заламывала пальцы рук. Я скрипела зубами.
Перед тем как забрать последнее дыхание у своей жертвы, перед тем как украсть ее последний застывший взгляд, человек страшнее волка волочит ее в свое логово. Он волочит ее в катакомбы.
— Что ты будешь: котлету или эскалоп? — вдруг спрашивает мой парень.
Ну, это уж слишком!
Он не только неслыханный обманщик, он бесцеремонный наглец.
Вопрос поставил меня в тупик. Мой парень спросил, что я буду есть, когда кого-то убивали самым жестоким образом!
Я прикусила себе полщеки, вывихнула два пальца. Волосы на голове встали дыбом. Челюсти сжались, словно тиски. Мое страдание бросалось в глаза. А моего парня интересовало только, чего бы мне хотелось больше: котлету или все-таки эскалоп! Мой парень спросил меня об этом, когда я агонизировала под пыткой, а глаза мои слезились болью и отвращением.
Я не была уверена, что зубы выдержат давления
— Я готовлю эскалопы, — добавил он.
Чего он хочет? Чтобы я жевала его эскалоп голыми деснами?
Он был раздражен, что я долго не отвечаю. А подумал ли он, что я, может быть, потеряла дар речи из-за шока?
Мои уши не воспринимали звуков извне. Я была целиком погружена в телевизионный экран.
«Дамы и господа, сегодня вечером вся Франция в страхе, — сказал диктор с экрана. — Дамы и господа, сегодня вечером вся Франция трепещет».
Дамы и господа, сегодня вечером Сильви агонизирует на своем диване. Она подыхает в своей гостиной, даже не поев. Скоро француженкам конец. Выражение лица диктора в моем телевизоре соответствовало случаю. Он был встревожен, француженок растерзают одну за другой. Он волновался. И, возможно, я буду одной из первых.
Мне было тревожно. Всем было тревожно. Всем французам было тревожно. Только двум обалдуям в моем доме было все равно. Кого меньше всего волновала участь француженок, так это моего парня, занятого приготовлением эскалопа, и моего беспардонно храпевшего пса.
Диктор был уже в траурном костюме.
«Что осталось бы от моего изувеченного тела?» — взволновалась я.
Диктор говорил в такт электронной музыке, реквиему по француженкам. Самые страшные картины рисовались в мозгу одна за другой.
Но что это?
У меня отвисла челюсть. Я знаю его! Я знаю этого монстра. Я смотрела на фотографии, не в силах оторвать глаз от экрана.
Это мой булочник!
А… Нет…
Нет! Это водитель такси, который подвозил меня на прошлой неделе!
Нет…
Нет! Я знаю! Это книготорговец из магазина на углу улицы!
Нет… Я уже не знаю, кто это. Это…
Все равно я его уже где-то встречала.
Я была в этом почти уверена. Диктор, казалось, хотел сказать, что маньяк бродит везде: по тротуарам, в метро, по мостам. Наверняка было место, где я с ним уже могла встретиться. Где-то там и я ходила, пусть даже не везде.
Следовало быть более чем внимательной. Это я понимала.
«Вы не сможете защититься, если он выберет вас», — добавил диктор.
Простое невезение — и вот вам трагедия. При всей их осторожности, жертвам не удалось этого избежать. Диктор не сказал ничего успокаивающего. Я была в ужасе. Я была опустошена.
Лицо диктора приняло еще более смущенный вид, когда он был вынужден объявить самое худшее: у маньяка были сообщники. По всей Франции! Тут… тут у меня чуть не сломались все фаланги — так сильно выворачивала я ладони.
— Что с тобой? — спросил мой парень, поставив на столик тарелки с эскалопами.