Небо в кармане!
Шрифт:
Ох уж этот Жорж! И принесла же его нелёгкая к ним в усадьбу именно в этот день! А она сама? Ну кто мешал ей воспротивиться той прогулке на реку? И ведь чуяло сердце грядущие неприятности, с раннего утра напоминало о себе перебоями! Сказалась бы нездоровой, сослалась бы на недомогание, и дети остались бы дома. Подумаешь, устроили бы пикник не у реки, а в парке? Какая разница?
И не случилось бы ничего плохого! А теперь этот Жорж остался чистеньким, а все сплетни, все слухи будут о неподобающем поведении её сына! Не будет поступления в
Не бывать этому! Она всё сделает, чтобы всё было, как раньше. И даже если десять раз придётся трястись в экипаже по дрянной дороге, то она сделает это. И будет глотать мерзкую пыль, если это хоть немного поможет устроить судьбу детей! Нельзя, чтобы они повторили её собственную судьбу…
— И когда же возвращаются ваши родственники? — очередной вопрос высокопоставленной гостьи заставил поморщиться. Внутренне, внешне постарался не показывать вида. Когда, когда? Да я сам не в курсе, когда именно! А ведь что-то отвечать придётся, промолчать не получится. Этикет, что б его! А если так?
— Надеюсь, что уже скоро, — а сам поскорее за чашкой чая протянулся и тут же к ней приложился. Глядишь, и перестанут хотя бы на минуту расспросами мучить.
Этикет — великая вещь. Ему памятник ставить нужно. Пока пью свой напиток, все молчат и тоже к чашкам прикладываются. Причём проделывают это настолько изящно, что меня за свои неуклюжие движения досада разбирает! Хорошо хоть не прихлёбываю громко и из блюдца по-купечески не пью! Это я так над собой иронизирую, чтобы накопившееся раздражение унять. Приехали без приглашения!
Но не прогонять же гостей прочь?
Приняли, в гостиную пригласили. А там и Клаша подсуетилась, на подносе чаёк в фарфоровом чайнике принесла. Ну и чашечки, само собой. С ними и сахарок колотый в такой же фарфоровой сахарнице синей с изображёнными на ней большими голубыми и розовыми цветами, щипчики-лопаточку серебряную с колечком, ложечки чайные витые, тоже явно серебряные. Всё начищенное, аж в глазах сверкает! Выпечку, как будто специально для визита приготовленную, как раз для чаепития. Ну и ещё кучу мелочей, в виде салфеток, розеток с мёдом и вареньем трёх сортов, и прочее, прочее, прочее. Сладости, в основном. Конечно, одним подносом дело не обошлось, горничные тоже суетились, накрывали на стол и шуршали накрахмаленными передниками.
— О, удивительный аромат у этого напитка! У нашей поварихи не получается так вкусно заваривать чай! — княгиня последовала моему примеру и осторожно двумя пальчиками взяла в руки фарфоровую чашечку, но, в отличие от меня, пить не стала. Просто подержала её в руке и на место поставила. Обозначилась, так сказать. Лёгкая тень пробежала по её лицу, если бы краем глаза не наблюдал за гостями, то и не заметил бы.
— А ваша такая искусница! — продолжает разливаться соловьём княгиня. Улыбается благожелательно, переводит взгляд с меня на дочерей, снова на меня, и тут же резко, без перехода, голосом, которым можно воду замораживать, выдаёт:
— Я хотела извиниться за своих дочерей. Вчера у реки они позволили себе лишнее по отношению к вам и вели себя непозволительно! Но, уверяю, полностью осознали свою ошибку и приносят вам… — княгиня с многозначительным видом посмотрела на притихших девиц. — Свои извинения!
И улыбается при этом такой мягкой и ласковой улыбкой, что я чуть было не поверил в её благие намерения, если бы не продолжал внимательно отслеживать малейшие нюансы её мимики. Да и глаза врать не станут, в них сейчас целый ледяной айсберг стоит!
— А мой сын? Мальчик же просто пошутил! Не стоило так серьёзно относиться к невинной шутке. А эта ваша дуэль? Если в обществе про неё узнают, засмеют. Зачем вам… — и тут же исправилась. — Нам! Подобная известность? Давайте забудем это печальное недоразумение и останемся добрыми соседями. Будем ездить друг к другу с визитами, устраивать пикники. Ведь вам так нравилось бывать у нас! Сколько времени вы проводили, гуляя с моими дочерьми по парку? И все были довольны! Ну же, Николай Дмитриевич, оставьте в покое вашу чашку, это уже становится неприличным. Я же к вам обращаюсь!
— Прошу меня простить, — пробормотал и сделал то, что от меня просят. Поставил чашку. Правда, проделал это менее изящно,и чашка звонко брякнула донышком о блюдце.
Княгиня замолчала, с удовлетворением наблюдая, как я послушно выполняю её маленькую просьбу. Лиха беда начало! Сначала маленькую, а потом и большую. Похоже, та ещё манипуляторша. Вот у кого доченьки учатся подобным штукам!
— Николя, я бы тоже хотела извиниться за брата, — воспользовалась возникшей паузой и неожиданно вступила в разговор старшая из дочерей.
Я-то думал, они тут так, для красоты и интерьера сидят! Даже опешил на секунду.
Девушка укоризненный взгляд матушки проигнорировала, поджала упрямо губы, выпрямила спину (куда уж больше её выпрямлять? И так сидит, словно лом проглотила). Поставила на блюдце свою чашку, вздохнула:
— К сожалению, сам он после вчерашнего плохо себя чувствует… — а на лице такое раскаяние, такое, что прямо жить не могу, так мне её утешить и обнять хочется. Так жалко девицу становится, что прямо сердце кровью обливается! Чушь какая…
— Мы были вынуждены даже врача вызвать! Представляете? — княгиня перехватила инициативу в разговоре, но при этом несколько переусердствовала с экспрессией. Спохватилась и постаралась исправить ситуацию, в свою очередь тоже надавить на мои сострадание и жалость. — Мальчик приехал весь бледный, сослался на плохое самочувствие и сразу в свою комнату пошёл. И даже к ужину не вышел! Потом и вовсе сказался больным!
Не вышел, потому что поражения своего стыдился. Как же, тихоня его побил! Вот и не хотел на глаза сестричкам попадаться, свежие душевные раны бередить.