Небо в огне
Шрифт:
Удар неминуем! Лобовой! На скорости!
Казалось - конец. Все. Отвоевались! Но Алексеев был не таким, чтобы сдаваться. Мгновенная реакция: тормоз правому колесу, сильный рывок левым мотором, штурвал от себя! Рявкнул двигатель во все свои тысячу сил: «Гаф!!» - и умолк. Машина, подняв хвост, резко развернулась на правом колесе и, сделав два оборота, остановилась, чавкая мотором на малом газу. В ту же секунду с треском открылся астролюк в штурманской кабине, и оттуда, славно чертик на пружине, - Клименко:
–
– Да, - подтвердил Алексеев.
– Убирай скорей шасси к чертовой матери!
– Зачем?
– опешил Алексеев.- Мы уже сидим! Клименко обеими руками потрогал голову, будто удостоверяясь в ее целости.
– А-а-а, - растерянно сказал он.- Тогда ладно. В задней кабине рассмеялись.
Анатолий облегченно вздохнул, выключил фару и зажигание. Открыл фонарь и только принялся расстегивать карабины парашюта, как вдруг: вжи-вжи-вжи! Тррра-та-та-та! Рррах! Рррах!-Засвистели пули, затрещали очереди из автоматов.
Алексеев, как был с парашютом, свалился с крыла, выхватил пистолет:
– В чем дело! Кто стреляет? А в ответ из темноты:
– Фриц, сдавайся!
И - р-р-рах р-р-рах!
– очереди, но уже вверх.
У Алексеева камень с души. Хоть и был он уверен, что линия фронта пройдена и что сели они у своих, а все же-война, и всякое может случиться.
– Сам ты фриц!-закричал в ответ Алексеев.- Перестаньте стрелять! Мы свои. Идите сюда, здесь разберемся!
– Ишь ты какой! Иди ты сюда!
– прозвучало в ответ.
– Ну, пожалуйста!
Отщепив парашют, Алексеев с пистолетом в руке пошел на голос.
Тут же выскочили трое с автоматами наперевес:
– Бросай пистолет!
– Еще что! Зачем? Потом искать?
– искренне удивился Алексеев и сунул пистолет в кобуру.- Ну, вот я. Зачем лупите по своим?
Трое подошли, недоверчиво пощупали погоны.
– И правда наш! Чего вы тут?
– оказал один из них, коренастый и плотный, как гриб-боровик.
– Да вот, подбили над Севастополем.
– А-а-а…
Шурша ботвой, из темноты вышли еще человек двенадцать. Окружили, стали предлагать махорки и газету для закрутки.
– Ты уж извини, что за фрица приняли, - сказал коренастый.
– Навесили фонариков. Ну, думаем, сейчас бомбить будет. А вы сели. На-ка огоньку.- Чиркнул спичкой, дал прикурить Алексееву. В темноте засветились цигарки.
– А вам повезло, - затянувшись, сказал коренастый.- Еще шагов пятьдесят и загремели бы в речку! Тут обрыв, метров тридцать.
У Алексеева меж лопаток потянуло холодком:
– А церквушка?
– Церквушка на другой стороне. Речка узкая… Однако пойдем, спать определим. Устали небось.
Утром, проснувшись, Анатолий увидел: выпачкал комиссар в извести свою жгуче-черную шевелюру. Видать, во сне терся головой о стену.
– Товарищ гвардии майор, вы волосы испачкали.
– Чем?
– всполошился Клименко.- А ну-ка дай зеркало.
Алексеев подал. Клименко всмотрелся и ахнул: вся голова была седая!…
Арифметика
Итак, я принял эскадрилью. С чего же начать? Собственно, я уже начал: адъютант Ермашкевич принес мне боевое расписание, и я его подписал, хотя подпись моя, конечно, была формальной. Все шло, тоже без меня, по заведенному в полку порядку. Кто-то в штабе, минуя командиров эскадрилий, заполнял графы боевого расписания: столько-то бензина, столько-то бомб. А у меня были Свои соображения: во-первых, мне не нравилась загрузка- мало бомб и много бензина; ведь мог бы. наверное, я сам варьировать загрузку, сообразно дальности полета и способности летчика? И во-вторых, Карпин болезненной занозой застрял в моем сознании. И тут тоже- хотел того командир или не хотел, - обезличивая самолет, он этим самым обезличивал инженера эскадрильи и меня.
Полк готовился к боевому вылету, а я напросился на тренировку и проверку техники пилотирования, как это положено. Гусаков посмотрел на меня удивленно (мог бы и не торопиться!) и тут же дал распоряжение приготовить самолет. Он сам будет меня проверять! Что ж, это лестно.
И все- таки тяжелая была машина «ИЛ-4». Как утюг. Остро чувствовалась разница против «СИ-47» и «ЛИ-2». Но сделав полет в зону и прокрутив самолет как следует на глубоких виражах и разворотах, я быстро сжился с ним, восстановив его особенности в памяти мышц. Ничего машина -летать можно.
Потренировался днем, потренировался ночью и утром следующего дня занес свою фамилию в список боевого расписания, которое было заполнено по привычным нормам: почти у всех в графе «бомбовая загрузка» стояло по 10 соток, а у молодых - по 8. Себе я вписал 1500. Для начала. Я не сомневался: реакция будет самой положительной- ребята пойдут ко мне с просьбой увеличить загрузку.
В столовой ко мне с листком в руке подбежал Ермашкевич. Вид у него был несколько смущенный.
– Товарищ гвардии майор! Вы не ошиблись в бомбовой загрузке? У вас тут тысяча пятьсот! Я взял у него листок:
– Нет, дорогой, не ошибся. Все правильно: бомб 1500 и горючего столько же. В литрах, конечно. Проверьте, чтобы лишнее слили.
Сидевший со мной за столом командир второй эскадрильи, пожилой бывалый летчик (из военных), майор Буткевич, пододвигая к себе тарелку с борщом, спросил:
– Гм! Опыты делаете?
– Ну почему же опыты. Вполне нормальная загрузка.
Буткевич хлебнул борща и обжегся.
– Фу, ч-черт побери, горячий какой!
– полез в карман за платком, вытер губы, опросил, как бы между прочим:- А взлет - с форсажиком?