Небо в огне
Шрифт:
Славные ребята
Отбомбившись и перейдя линию фронта, мы снизились и пошли у самой земли. И тут к нам привязался истребитель. Его заметил Алпетян.
– Товарищ командир! Справа, сзади, чуть выше, нашим курсом идет какой-то самолет!
Оборачиваюсь, смотрю: вроде что-то маячит.
– Может, наш, - говорю.- Я отверну чуть-чуть, а ты посмотри на его поведение. Отвернул.
– Идет, товарищ командир. За нами!
–
– Опять идет!… Двухкилевой.
– Ага! Так. «Мессершмитт», наверное, «Ме-110». У него ведь сзади пулемет!
– Приготовиться! Подойдет поближе - бей!
– А сам прижал машину к земле. И вовремя! Он опередил! Огненные точечки прочертили ночь и веером прошли над нами.
– А-а-а!-закричал Алпетян и затукал из своего крупнокалиберного: тук-тук! тук-тук!…
И сразу стало суматошно. Задрожал самолет, в кабину потянуло гарью, и огненные блики засверкали в ночи.
Р- р-р-рах! Р-р-р-рах! Р-р-р-рах!-это Алпетян дал три короткие очереди из скорострельного ШКАСа.
И все стихло. И снова темь, будто никто и не стрелял. Только гарь пороховая висела в кабине.
– Ну как, Алпетян?
– Смылся, товарищ командир! Ему неудобно стрелять из носовых: мы низко шли.
– Ладно, смотри за воздухом.
– Смотрю, товарищ командир!
Ночью бреющим идти опасно: кто знает, какая тут местность! А вдруг вышка какая или деревья! Врежешься еще. Набрал высоту метров сто. И опять Алпетян:
– Товарищ командир! Вижу самолет. Идет за нами, низом!
Вот гад, привязался! Прижимаюсь к земле, вглядываюсь в темноту: что-то мелькает рядом…
– Ну, где он, Алпетян?
– Идет нашим курсом. Догоняет! Выше и левей…
– Гм! Догоняет. Конечно, скорость у него больше, чем у нас, но… потерял он наш самолет или хитрит? Может, хочет открыть огонь из турельного пулемета? Вряд ли. Какой смысл? Уж если бить, так носовыми: у него там целый арсенал - две пушки и четыре пулемета. Что-то тут не так. Скорее всего, он нас не видит!…
Соображаю: подпустить поближе и снизу, в упор, кинжальным огнем!… Алпетян словно мысли мои читал:
– Товарищ командир! Давайте подпустим его, и я сделаю ему харакири!
– Харакири? Давай!
Чуть- чуть ухожу от земли, смотрю назад. Мне виден силуэт, но не ясно. Подвожу машину ближе. Ага, теперь вижу -двухкилевой! Значит, все тот же!…
– Как у тебя, Алпетян?
– Я готов, товарищ командир! Пусть подойдет поближе …
Я весь в напряжении. Сейчас разразится огонь, и все будет кончено… Неотрывно смотрю назад. Силуэт ближе. Мне видно пламя выхлопа из-под брюха самолета. Из-под брюха?!. Почему;из-под брюха? У «мессера» пламя с боков!…
У меня екнуло сердце: «Это не «мессер», а «БИ-25»! Это наш самолет!…»
В тот же миг Алпетян:
– Товарищ командир!…
– Отставить!- кричу я.- Не стрелять! Это «БИ-25»!
– Вот и я хотел сказать…- Алпетян сконфужен не меньше меня.- И откуда его черти поднесли?! Уф-ф!… Было бы «харакири»!…
Краснюков добродушно смеется:
– Бывает!- и дает новый курс.
Лечу совершенно разбитый. На душе гадко. Подумать только - чуть своих не сбили!
Прилетел уставший, с тяжелым настроением. Техник, как бы между прочим, что-то сказал о «девятке». Будто бы Красавцев взлетел только после третьей попытки, и то кое-как.
Я отмахнулся с досадой: «Значит, летчик такой! Надо проверить».
И вот, проснувшись, вспомнил. Опять неприятность! Если летчик слабый, то никогда тебе не будет спокойно. Оделся, пригласил Краснюкова, и мы вместе пошли в общежитие к офицерам.
Общежитие в помещении бывшего клуба. Большой зал, стоят рядами койки. Чисто, хорошо. Дежурный, увидев меня, крикнул «смирно!» и доложил по форме.
У меня был разговор к летчикам, у Краснюкова к штурманам. Разделились на две группы, уселись на койках в разных углах зала.
– Ну как, товарищи, самочувствие хорошее?
– Хорошее, товарищ командир!
– У всех?
Мнутся, переглядываются. Вопрос поставлен «с подтекстом». Отвечают вразнобой и не очень-то уверенно:
– У все-е-ех…
– Ну ладно, тогда поговорим. Командиры звеньев, ваши замечания о прошедшей ночи?
Замечания были, но мелкие. Такой-то припоздал с выруливанием по вине стрелка, такой-то, садясь, забыл включить аэронавигационные огни, за что получил замечание от руководителя полетами. Материальная часть у всех работала исправно, а это в боевом деле - самое главное. И у меня уже отложилось в душе чувство благодарности к техникам, к инженеру эскадрильи. Славные ребята! Молодцы.
Докладывает командир третьего звена лейтенант Ядыкин, плотный ширококостный сибиряк с круглым добродушным лицом. У него в звене неприятность: летчик Красавцев дважды прекращал взлет - упускал направление, и взлетел лишь на третий рае. О причине молчит. Известна она ему или не известна?
Смотрю испытующе:
– Причина?
И сразу вижу - Ядыкин врать не умеет. Опустил глаза, покраснел, сказал тихо:
– Н-не зна-а-ю… Мне досадно.
– Ладно, садитесь.
Ищу глазами виновника. Сидит смущенный, недоуменно пожимает плечами.
– Красавцев, что у вас, объясните. Поднимается, разводит руками.
– Не пойму, товарищ командир, что с ней случилось!…
По рядам смешок. Кто-то тихо бросил реплику:
– Почему с ней? С тобой! Красавцев живо обернулся.
– Нет, Гроховский, с ней!
Ого! Это уже интересно: если человек так уверен, где же тогда искать причину? Самолет не лошадь и настроений менять не может.
– Так, хорошо, Красавцев, значит, вы считаете, что дело в машине? Но ведь вы же на ней три дня тому назад тренировались?!