Небо в рублях
Шрифт:
– Это кто?
– Толик? Шофер. Хороший парень и, промежду прочим, холостой, но для тебя молодой слишком. Вот Сергей Иванович, садовник, самое оно. Ты замужем?
– Нет.
– Может, и свадебку сыграем, – засмеялась Рая.
Я улыбнулась в ответ. Никакой издевки в голосе Раисы не слышалось, просто она, как ребенок, радовалась от предвкушения предстоящего праздника.
– Райка! – донеслось из глубины дома. – Куда пропала? Погладь мои брюки.
– О господи! – всплеснула руками домработница. – Совсем забыла! Давай, вот пылесос, ведро,
Продолжая говорить, она впихнула меня в просторный холл, заставленный вычурной дорогой мебелью, и ткнула пальцем в лестницу:
– Ну, лезь наверх.
Я покорно выполнила приказ и, таща за собой пылесос, дотопала до чердачного помещения, где моментально увидела Настю, Чуню и двух скотчтерьеров.
Собаки не залаяли, а девочка раскрыла было рот, но я, быстро приложив палец к губам, сказала:
– Уж простите, коли помешала, меня Раиса прислала полы помыть.
– Да, пожалуйста, – ответила Настя.
Я приступила к работе и, протерев покрытые лаком доски, спустилась на второй этаж. В холле помещалась библиотека. Огромные шкафы из красного дерева, украшенные латунными накладками, ломились от книг. Мне стало интересно, и я начала рассматривать тома: Джек Лондон, Жюль Верн, Виктор Гюго, Вальтер Скотт, Пушкин, Лермонтов, Бунин, Куприн, Лесков. А вот и полки с Агатой Кристи, Рексом Стаутом, Диком Фрэнсисом. Все понятно, Смолякова не только пишет детективы – она обожает их читать.
– Надеюсь, вы уберете в моей комнате, – послышался за спиной вкрадчивый, приторно-сладкий голосок.
Я вздрогнула и обернулась. В двух шагах от меня стояла полная дама со старомодным начесом.
– Вы же помощница нашей лентяйки? – ласково спросила она.
– Кого? – прикинулась я идиоткой. – Простите, конечно, меня позвали Раисе помогать.
Дама закатила глаза.
– Наконец-то! Я задыхаюсь от пыли, почти получила астму, а Миладе и дела нет, лишь о ерунде думает! Конечно, теперь со мной можно не считаться, но она ошибается. Знаете, кто я?
– Нет, простите, конечно.
– Вероника Григорьевна Трубецкая.
– Здрассти. А я Даша, – по-идиотски заулыбалась я. – Простите, конечно.
На морщинистое личико Вероники Григорьевны наползло слегка брезгливое выражение.
– Не сообразила, кто я? – процедила она сквозь идеально сделанные вставные зубы. – Я являюсь хозяйкой дома!
– Ой, ой, ой! – запричитала я. – Уж простите, конечно, я так ваши книги люблю, прям тащусь!
– Ты о чем? – вздернула брови Ника.
– Вы же писательница Смолякова!
– Я?
– Ну… Мне в агентстве сказали, это дом литераторши!
Ника быстро оглянулась, потом крепкой, совсем не старческой рукой уцепила меня, то бишь помощницу домработницы, за плечо и впихнула в просторную спальню, заставленную статуэтками, вазочками, конфетницами и прочей лабудой.
– Видно, до тебя, душа моя, дошла неверная информация, – возвестила дама. – Садись, объясню, что к чему.
– Простите, конечно, но мне
– Сидеть! – пригвоздила меня взглядом к стулу старуха. – Раз велю – изволь слушать! Значит, так… Я мать мужа Милады, вернее, бывшего супруга. Мой сын – святой человек. Умный, богатый, красивый, а пожалел никчемную бабу и из чистой жалости женился на ней. От Милады, право слово, никакого толка, кроме неприятностей. Ничего она делать не умеет! Мой мальчик уехал из России, предварительно разведясь с малопривлекательной супругой. Но, будучи человеком честным, благородным и воспитанным в интеллигентной семье, счел нужным облагодетельствовать неумеху, дал ей денег на сей, с позволения сказать, замок, а мне велел: «Мама, приглядывай за хозяйством, иначе Милада добро прогуляет, профукает, по ветру пустит». Ясно теперь, кто тут хозяйка?
– Ага, – закивала я. – Понятное дело, вы – самая главная.
– Молодец, – улыбнулась наконец довольная Ника, – правильно рассуждаешь! Значит, чью комнату следует убирать с особым тщанием?
– Вашу.
– И это правильно. Будешь стараться – дам подарок.
– Ой, спасибочки!
– Видно, ты хорошая девушка, исполнительная, – сладко пропела старуха.
Я потупила взор.
– Вот и ладно, – закончила знакомство с новой прислугой Ника. – Пойду кофейку попью, а ты принимайся фигурки мыть. Да осторожно, разобьешь какую – выгоню!
Я окинула взглядом бесконечные ряды разнокалиберных статуэток и попыталась отбиться от оказанной чести.
– Мне приказано лишь пол тереть.
– Кем же дано такое указание?
– Раисой.
– Райкой?! – с неподражаемым выражением воскликнула Ника. – Ну-ка, скажи, кто тут хозяйка?
– Вы.
– Значит, мой мою коллекцию, – процедила старуха и направилась к двери. Но, почти дойдя до порога, притормозила и сказала: – Упаси тебя бог тронуть вон ту толстую тетрадь. Ясно?
– Да.
– Не прикасайся к ней!
– Хорошо.
– Знаешь почему?
– Нет, простите, конечно.
– В ней мои записи, мысли и наблюдения. Дневник великой, много страдавшей женщины. Настоящий роман, не чета тем поделкам, которые строчит Милада. Кстати, ее первая книга украдена у меня!
– Как?!
– Очень просто, – снисходительно кивнула Ника. – Я придумала историю, набросала вкратце сюжет и – о, моя святая наивность! – рассказала за чаем о своих идеях, поделилась с теми, кого из благородства пригрела под широким, уютным крылом. И что? Ну? И что? Отвечай, что?
– Простите, не знаю!
– Нетрудно догадаться! Пока я обдумывала сюжетные линии, составляла план, Милада живехонько, за недельку, накропала отвратительную повестушку и сволокла в издательство. Ей там сказали, что текст никуда не годится, русским языком автор не владеет, выглядит, будто китаец состряпал, но напечатали.
– Зачем же «Марко» взялось публиковать повесть, если вещь казалась плохой? – выпала я на минуту из образа придурковатой поломойки.
Ника, к счастью, этого не заметила, усмехнулась.