Небо в рублях
Шрифт:
Последняя фраза, сказанная Раисой в явном запале, удивила меня.
– Вы читали «Сто лет одиночества» Маркеса?
– Чаво? – вытаращила глаза домработница.
Я моментально прикусила язык. «Полковнику никто не пишет» – это цитата из культовой книги, но маловероятно, что Раиса увлекается подобной литературой.
– Хорош болтать, – сердито заявила начальница, – рыси в библиотеку, да не вздумай в кабинет сунуться. Слышала звонок?
– Да, – кивнула я.
– Агентша пришла, – пояснила Рая, – насчет похорон договариваться, завтра
Я покорно поднялась туда, где в громадных шкафах тесно стояли разнокалиберные тома, и невольно присвистнула: работы тут на год, с ума сойдешь, пока протрешь каждую книжонку. Может, зря приперлась сегодня в особняк? Похоже, никто из домашних не в курсе, куда отправилась Милада.
– Что? – полетел из полуоткрытой двери визг Лизы. – Гроб за пять тысяч долларов? Думайте, что предлагаете!
– Мне показалось, – прозвучал в ответ вежливый, спокойный женский голос, – что ваша мама имеет право уйти на тот свет достойно.
– Она мне никто!!! Чужая, вредная, глупая бабка!
– Извините.
– Спокойно, – вмешался в разговор Никита, – естественно, похороны должны быть приличными, но…
– Самый дешевый ящик, – заорала Лиза, – проще некуда!
– Обитый розовым ситцем? – с легкой издевкой осведомилась агентша.
– Зеленым, желтым, голубым! Насрать! Зарыть и забыть!
– Лизавета! – с укором воскликнул Никита. – Извините, моя жена сейчас неадекватна.
– Хватит ломаться, – пошла вразнос девушка, – не прикидывайся любящим внучком. Сколько раз твердил: «Когда Файка помрет, кому ее трехкомнатная квартирка в центре Москвы достанется, а?» Дура Милада, раз бабка тут жила, хоромы сдавать следовало. За них несколько тысяч долларов в месяц получать можно было. Сколько раз ей предлагала. Так нет! «Это неудобно, жилье принадлежит Фаине, она не хочет никого пускать».
– Я поняла, – перебила истерику агентша, – домовина эконом-класса. Какое покрывало?
– Что?!
– Тело в гробу надо прикрыть, – привычно объяснила похоронных дел мастерица, – лучше, конечно, кружевом, так красивей.
– Ладно, – опрометчиво согласился Никита.
– Еще чего? – завизжала Лиза. – Файка меня со свету сживала! Так пихнем! Ничего, без тряпок полежит!
Женщина закашлялась.
– Лиза, – слишком сладким голоском пропел Никита, – ступай отдохни, ты устала.
– Ни за что! Нарочно останусь! Не хочу, чтобы ты змее кружева покупал. Вон в гардеробной старые занавески валяются, отрежем кусок – и сойдет. Не фига деньги тратить, у нас их мало. Кит, опомнись, нам никто лишних не даст. Скумекал? Миладка-то тю-тю, содержание ограничено.
– Заткнись, дура!
– Сам кретин!
С лестницы послышалось тихое чихание, я вздрогнула и, не слишком задумываясь, нырнула в огромный шкаф. Между полками с глухими дверками как раз хватило места для моих сорока восьми килограммов. Не успела я затаиться, как послышался шум, потом гневный голос Лизы:
– Хрена
– Изволь сбавить тон, когда беседуешь с хозяйкой, – ответила Ника.
– Ох, еще чего, хозяйка… Да ты приживалка! Тебя тут из милости держат. Заткни хлебало и сиди тихо в углу, пока не выгнала.
– Сама заткнись.
Воцарилась тишина, затем Ника взвизгнула:
– Психопатка, мне больно!
– Хуже будет, – прошипела Лиза. – Имей в виду, спихну с лестницы, никто и не узнает. Или из окна вытолкну. Подумают, у древней старухи голова закружилась, вот и пересчитала ступеньки, выпала со второго этажа.
– Да я… да я…
– Чего? Никите пожалуешься? – фыркнула Лиза.
– Все Миладе расскажу!
– Ха-ха-ха! Где она? Нет уж, теперь тут все мое. Пакуй шмотки! Съезжай, бабуся, в свою халупу!
– Еще посмотрим, – решительно заявила Ника. – Не я у тебя, а ты у меня милости просить будешь. Вот он, мой дневник! Все записано! Все! Уже одна удостоверилась, что многое знаю, и испугалась. Кстати, ты уверена, что являешься законной женой Кита? Где вас расписывали, а? Хочешь, интересное расскажу? Поглядела я тут свидетельство о браке…
– Чье?
– Твое!
– И где взяла его?
– Ясное дело, в столе!
– Шаришь в моей спальне? Сука!
– А-а-а! Больно!
– Немедленно прекратите! – прогремел голос Никиты. – Как не стыдно!
– Миленький, – сладко замурлыкала Ника, – право слово, Лизочка слишком распереживалась, дай ей капелек. Иду себе спокойно, еле-еле тащусь по лестнице, наскакивает и в волосы цепляется.
– Старая ведьма! Дрянь! Скотина! – продолжала вопить Лизавета.
– Вот-вот, – констатировала Ника, – слышишь? Понимаю, конечно, обстановка нервная, мы все тут издергались, Лизонька, бедная девочка! Ах, Никитушка, вызови психиатра.
– Мерзавка, старая жаба! – визжала жена Кита.
– Лиза, прекрати! – нервно воскликнул муж.
– Гнида!
– Замолчи.
– …! …! …! – окончательно съехала с катушек Лизавета. – Вон из моего дома!
– Кит, мальчик дорогой, – захныкала Ника, – почему милая Лизочка гонит меня вон из твоего дома? Она разве тут хозяйка? Что скажет Милада? Думаю, ей не понравится.
– Морда поганая… – уже тише, на выдохе, выкрикивала Лизавета. – Убью… с лестницы спущу… из окна выброшу… придушу ночью… Сломаю ей шею…
Ника зарыдала громко, фальшиво. Так всхлипывают плохие актрисы, пытаясь изобразить страдания. Вдруг натужный плач оборвался, раздался оглушительный звук «бам», потом тоненько прозвенело «дзинь-дзинь».
– Ваза! – взвизгнул Никита. – Ужас, она же несколько тысяч баксов стоила! Ну, хватит… Райка, сюда, эй, вы, агент, помогите! Хватайте ее – и в спальню, в спальню, живо…
Я затаилась за дверцами, страшно боясь ненароком чихнуть или кашлянуть. Свидетельнице подобной, слишком откровенной семейной сцены не поздоровится, лучше не попадаться сейчас никому из ее участников на глаза.