Небо в зеленой воде
Шрифт:
Боль в голове не проходила, невзирая на пульсирующую под кожей объединенную силу, ее усугубляли звуки, напоминающие приглушенную барабанную дробь, но мозг все же смог сообразить, что к чему. Сила во мне, ноги и руки чувствую, сердце размеренно колотится в груди, голова раскалывается, но это мелочь по сравнению с недавно испытанной болью. Кто я - прекрасно помню, а значит, не переродилась в новой жизни, следовательно, я жива. Мне снова удалось оставить смерть ни с чем, предварительно заглянув в ее оскалившуюся уродливую морду. Правая ладонь покоилась в чьем-то теплом пожатии, но как только я заставила себя разлепить веки, рука, держащая меня, тут же ускользнула. Перед глазами поплыл мутный светло - бежевый потолок. Перевести взгляд получилось не сразу, каждое крохотное шевеление головы обостряло пульсирующую боль, поэтому я завращала глазами, как глубоководный краб, стараясь оставлять тело в полной неподвижности.
–
– задала я вопрос, едва шевеля пересохшим языком, когда в поле зрения попало злое лицо Даниэля, малахитовые глаза метали молнии. Я сообразила, что едва слышная барабанная дробь - это ливень, выбивающий за окном свою мокрую чечетку, и это навело меня на более насущную мысль о том, как сильно хочется пить.
– То же, что и в прошлый. Ты чуть не умерла, - сквозь зубы процедил англичанин, поднося к моему лицу стакан с водой. Он помог мне приподняться и поднес холодное стекло к губам. Я жадно глотнула свежую влагу, вцепившись в стакан дрожащими руками. Вопреки пережитому, я быстро приходила в себя, и на пятом глотке, осушая стакан, почувствовала себя гораздо лучше. Липкая непонятность оказалась моей собственной одеждой, промокшей насквозь. Я сидела на кровати в спальне номера господина Вильсона и портила пропитавшейся влагой одеждой шикарное покрывало. Опустила ноги с кровати и попыталась встать, но, пошатнувшись, шлепнулась обратно, преодолевая тут же настигнувшее меня головокружение.
– Куда ты направляешься?
– неодобрительно мазнув по мне взглядом, осведомился Даниэль. Он злился, но сдерживал себя.
– В ванную, хочу переодеться.
– Мокрая одежда и волосы, прилипшие к лицу спутанными влажными прядями, очень раздражали. При моей очередной не особо успешной попытке подняться, он сделал большой шаг навстречу и, подхватив меня, поднял на руки и понес к ванной. Шок лишил меня дара речи, я лишь растерянно уставилась в суровый профиль, пока он пересекал комнату, а затем прихожую, даже не взглянув на свою ношу. Сила по-прежнему завязывала нас узлами воедино, даря такое необходимое ощущение безопасности, а мое сердце забилось как сумасшедшее, только на этот раз не от приближающейся смерти, а от переполняющей его жизни. Его руки держали меня в объятьях лишь считанные мгновенья, но даже когда перед дверью ванной он поставил меня на ноги, показалось, что мужские ладони все так же прижимают меня к широкой груди. Силой он продолжал меня поддерживать в вертикальном положении.
– Тебе помочь?
– спокойно произнес он, толкнув дверь передо мной. Горячая краснота залила щеки, лишь я сообразила, что он предлагает помочь переодеться. Судя по всему, выглядела я совсем паршиво. Отрицательно качнув головой и, собрав все силы, я шагнула внутрь и прикрыла за собой дверь. Присев на край ванны, включила кран и тупо уставилась на бегущую воду. Я обязана была думать о том, как нас снова чуть не убили, на этот раз начав с меня, а еще ругать себя за собственную глупость и самонадеянность, но вопреки ужасу ситуации, на эту тему как-то не думалось. Разум сотрясали совершенно другие мысли. Невзирая на то, что мы уже некоторое время жили вместе, прежде удавалось как-то обходить неловкие ситуации, тем более, этому способствовала обретенная сила, любые физические контакты заменялись ее бестелесным воздействием: открывались двери, протягивались вещи, все, что происходило вне посторонних глаз, а точнее, за дверьми номера, носило характер отчуждения и выставленных как каменные заборы формальных границ. Там же, где нас видели люди, необходимые действия проделывались с особой осторожностью, призванной избегать любых, даже самых незначительных прикосновений: подавалась одежда, отодвигались стулья в ресторане так, чтобы его руки не дотронулись случайно до моих плеч. Все это время я желала его случайных касаний, но поддерживала вынужденную модель поведения, принимая полное ко мне, мягко говоря, равнодушие. Прикосновения его части силы приносили удовольствие, но человеческому телу этого было мало. И вот теперь он с легкостью сломал все выработанные ранее правила, более того, хотел помочь и дальше, хотя если я вызывала уж такую жалость, прекрасно мог донести меня до ванны силовым щупальцем. Еще несколько недель назад я бы все списала на естественное желание мужчины увидеть обнаженной симпатичную девушку, только вот не теперь, не в нашей ситуации и не с ледышками в глазах.
Потихоньку стягивая с себя одежду, я терялась в догадках, силясь подобрать причины резкой перемены. Никогда в жизни мне не хотелось обманываться так, как сейчас, бурные фантазии о причинах его поведения упрямо лезли в голову. Как же я мечтала пробудить в нем хоть крохотную часть тех чувств, что владели мной тысячелетиями, но с обреченной горечью понимала, что это для него недоступно, и даже украсть у судьбы крохи его человеческого внимания невозможно, поскольку эту его жизнь уже занимает другая женщина. А затем, принимая теплый душ, пришла к выводу, что англичанин еще находится под воздействием испуга от нашей возможной смерти.
Банный халат уютно льнул к телу. Приведя себя в чувства и старательно выровняв сбившееся дыхание, я вышла уже вполне удовлетворенная тем, как выгляжу, и приготовилась задавать вопросы по теме, с недавних пор вечно стоящей на повестке дня: что делать?!
На расспросы не хватило времени, в дверь тихо постучали. Я удивленно покосилась на окно, за которым в шумном обрамлении дождя властвовала поздняя ночь, время для посещений, как ни крути, не подходящее. Господин Вильсон явно различил в моем лице безмолвный вопрос, и ответил раньше, чем он прозвучал.
– Я вызвал врача.
Кроме вполне обыденной головной боли физически я чувствовала себя нормально и не представляла, зачем нам мог понадобиться врач, разве что Даниэль сам плохо себя чувствовал.
– Стой. Зачем?
– зашептала я в спину уже подходящему к двери англичанину.
– Я же не медик, откуда мен знать, что на самом деле творится с твоим телом после всех покушений. Ты чуть не умерла, мало ли как это могло отразиться на тебе, - ответил он так же шепотом.
– Ты лучше всех знаешь, что со мной все хор...
– Дослушивать меня он даже не собирался, а просто распахнул дверь. Его, как обычно, мало заботило мое мнение.
Врач оказался пожилым усатым мужчиной в строгом дорогом костюме и с объемным саквояжем в руках. Следующие полчаса мне пришлось отвечать на вопросы и переносить стандартные медицинские процедуры по измерению давления и уровня сахара в крови. Я придерживалась версии о том, что неожиданно посреди улицы упала в обморок. Сочиняя на ходу, щедро награждала своего энергетического близнеца злыми взглядами. 'Кто его просил доставлять мне лишние проблемы?' Даниэль, как и я, прекрасно знал причину моего 'обморока', но его больше чем меня озаботили последствия этого явления. Доктор вел себя чрезвычайно внимательно, и мне пришлось играть лучшую свою роль - вежливого и культурного, но глуповатого человека из театральной постановки 'Ах, боже мой, понятия не имею, как такое могло со мной произойти'. Англичанина не трогали мои красноречивые взгляды, он задавал доктору свои вопросы и в итоге к моему ужасу и полному негодованию согласился с тем, что я нуждаюсь в тщательном медицинском обследовании. Я сдержалась, но когда за корректным врачом, ни разу ни словом, ни взглядом не выразившим неудовлетворение столь поздним, а скорее даже ранним визитом, но наверняка обдумывающим астрономический счет, закрылась дверь, выплеснула все на голову господина Вильсона, будь он не ладен.
– Какого черта? Зачем ты разыграл весь этот фарс? Ты лучше меня знаешь, что человеческая медицина ничем не поможет, - резко проговорила я, вскакивая с кровати, где меня только, что осматривали.
Он поднялся в воздух и завис рядом, высокомерно и снисходительно взирая на меня сверху вниз. Так, наверное, короли смотрели на своих туповатых слуг, от которых, в виду их низкого происхождения, не приходилось ждать сообразительности.
– Ты сама во всем виновата. Я принес тебя в отель, еле дышащую и, хотя знал, что с тобой уже все в порядке, надо же было все представить в подобающем свете перед персоналом, а то они бы решили, что я тебя придушил и теперь прячу труп в номере. Пришлось сказать, что ты упала в обморок, и попросить вызвать врача. К тому же я уже говорил, что последствия нам не известны, а после визита доктора я отчасти успокоился. 'Так, все понятно, волнение за меня на самом деле померещилось, он просто, как обычно, берег свою шкуру'.
– Мог принести меня через окно, так проще, - продолжала бушевать я.
– Без разницы, врача бы я все равно вызвал, а вот объяснять, как ты очутилась в номере, не заходя в отель, проблематично. Все ты закончила? Прекрасно, - не дождавшись ответа, произнес он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Черты его лица обострила злая гримаса.
– У меня есть встречный вопрос. Зачем ты отправилась среди ночи шляться по улицам, еще и отдалившись от моей половины? У тебя скрытая мания к самоубийствам? К чему все эти предосторожности, если стоит мне прикрыть глаза, и ты ведешь себя как идиотка? Мне что, к батарее тебя привязать?
– закричал он, более не сдерживаясь. Слова вылетали быстрее пули, я отвернулась к стене, только бы не видеть его лицо, такое манящее и при этом такое разъяренное. К тому же ну что можно было ответить, правды он бы не понял, да и мои терзания ему до лампочки, а равнозначно заменяющее вранье почему-то не находилось, несмотря на все мои усилия. В итоге я, как всегда, бросилась в атаку, предпочитая нападение защите.