Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
— Вывезешь, не оставишь одну? И на том спасибо. А спросил ты меня: хочу я бросать свою работу, фабрику, маму? Кто я тебе, чтобы за тобой ехать, ну, кто, скажи?
Подхватило ее и понесло. Вылилась наружу вся горечь. Вадим сидел ошеломленный. Ничего он не понимал. Раньше только одно и слышал от нее: люблю, люблю…
— Валь, да ты что?! Я ведь… Ну, если решим, понятно. Мы же с тобой говорили, помнишь?
Ничего она в ту минуту не помнила, но так же внезапно, как вспыхнула, и остыла. Опустилась на диван. Больше на Вадима не глядела.
— Вадик, Вадим, — подавив слезы, проговорила она. — Ничего ты не знаешь. Самая я разнесчастная на свете… Сдуру, со злобы это я на тебя… На себя кричать надо.
Не отпуская его руки, торопясь, будто боясь, что он уйдет не дослушав, рассказала, как ходила в поликлинику, уговаривала врачей, билась в бессилии.
Потом оставила его руку и спросила:
— Что же делать, Вадим? Что теперь делать?
Он как-то весь съежился, отчужденно проронил:
— А я откуда знаю, что теперь делать… Сама же ты говорила: успеется, не беспокойся.
— Да я же болела, а теперь прошли все сроки.
Он стоял, повернувшись к ней спиной. Засунул руки в карманы брюк и смотрел в окно. Помолчав, глухо сказал:
— Что я могу?..
В этих его словах послышалось ей то, что теперь твердила она про себя, о чем и раньше думала. Одной ей за все отвечать, одной.
Как-то неуверенно Вадим все-таки спросил:
— Может быть, мне не ехать?
И, повернувшись к ней, посмотрел так, словно говорил: "Хочешь, останусь, но чем я могу тебе помочь, ну чем?"
— Твое дело, — ответила Валя. — Собрался — поезжай.
Он сел рядом с ней на диван. Теперь молчали оба. Нет, не мог он ее ничем утешить. Знала это она не хуже его.
Спросила:
— Когда едешь?
Не поднимая головы, он пробормотал:
— Послезавтра. Билеты уже есть. Не один я, с парнями.
Валя встала. Ноги были словно ватными, она еле держалась.
— Счастливо, — проговорила она.
Не зная, как это принимать, Вадим сказал:
— Я тебе напишу. Сразу напишу.
— Иди, — сказала она. — Мама скоро вернется.
Вадим тоже поднялся с дивана. Она не смотрела в его сторону и опять услышала:
— Ва-аль, ты не думай…
Резко обернулась и почти крикнула:
— Что мне не думать, ну что, что?!
Он не знал, что отвечать, а она с внезапно явившимся спокойствием отрезала:
— Уходи, Вадим.
Ссутулясь, он пошел к двери.
Первым порывом Вали было бежать за ним, догнать на лестнице, схватить за руку: "Постой, не уходи!.. Как же я одна-то? Как мне жить теперь?" Но она не побежала, сдержалась и решила — будь что будет, а из сердца вычеркну.
3
Проснулась
— Мамочки, приготовиться!.. Везем, везем!.. Кормить!.. Всем кормить!
Подумалось: неужели и к ней пристанут опять?.. Неужели не отстали, не поняли?!
Валя снова завернулась с головой в простыню и замерла без движения.
Скоро услышала, вернее почувствовала — кто-то подошел к ее койке. Она лежала не шелохнувшись, отвернувшись к стене. Тот, кто подошел, осторожно положил руку на ее плечо, прикрытое простыней. Валя стиснула зубы.
— Ну, ну, успокойся, — произнес мягкий женский голос.
Нет, это не был голос ни молодой, ни той шумной сестры. Послышалось — к койке подвинули табуретку. Потом рука осторожно и настойчиво старалась поднять простыню с Валиной головы, но Валя вцепилась в нее изо всех сил.
— Ну что ты, ну что?.. Душно же. Дышать тебе нечем. Не бойся. Давай поговорим.
Скорее из любопытства, Валя открыла лицо. Против нее на табуретке сидела женщина с худощавым лицом.
— Знаю, все знаю, — немного певуче и так тихо, что слышала только одна Валя, сказала женщина в белой шапочке.
Это была доктор, та самая, голос которой Валя слышала утром, когда в палате говорили о ней.
— Что вам надо? — процедила Валя сквозь зубы. — Я ведь, кажется, уже все сказала. Не старайтесь, не уговорите.
— А я пришла не уговаривать, — не обратив внимания на ее грубость, продолжала докторша. — Тебя как, Валентиной зовут?
— Зачем вам?
— Как же говорить без имени, Валя! Меня, например, зовут Вера Акимовна.
Валя упорно молчала.
— Знаю, что ты одинока, — снова заговорила Вера Акимовна. — У тебя мама есть. Она ждет тебя дома. Не одну ждет — с внуком. Сказали ей, что родила ты легко. Ребеночек хороший, и ты здорова.
— Напрасно ждет, — отрезала Валя.
— Понимаю, но бывает, что и никто не ждет, а они не отказываются.
Что ей до других?! Валя старалась не глядеть на докторшу. И опять упрямо:
— Зря вы, зря слова тратите.
— А маму свою тебе не жалко?
— Мать тут ни при чем. Не возьму!.. Сказала ведь… Что еще от меня надо?..
— А ты не злись, Валентина. Не возьмешь ребенка — твое дело. Оформим юридически, и уйдешь домой. А сейчас не злись. Ты еще слабая, и нервничать тебе вредно. Молоко горьким сделается.
— Незачем мне оно.
— Тебе не нужно — нам необходимо.
— Как это вам?
— Научим цедить, и твоему же ребенку пойдет.
— Не надо мне его.
— Значит, окончательно решила?
— Окончательно, — сказала Валя.
— Хорошо. — Докторша поднялась с табуретки. — Больше об этом говорить не будем. Теперь у меня к тебе вопрос: хочешь, чтобы ребенок твой выжил?
Валя молчала, ждала.
— Я тебя спрашиваю, Валя, хочешь, чтобы твой ребенок… Ну пусть не твой — наш, — хочешь, чтобы он выжил? Согласна ты нам помочь?