Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
Вале сделалось жарко. Не помнила, как сказала:
— Ни при чем он тут. Сама я решила…
— Валя, Валюшка, — продолжала мать. — Дочка моя, молить тебя буду… Богом прошу: не делай с собой этого, не калечься смолоду.
Валя схватилась руками за голову. Не в силах была слышать слова матери.
А мать все говорила:
— Доченька, кровинка моя!.. Хочешь, я на колени перед тобой стану, просить буду. Не губи себя. Страх меня берет — а ну, не кончится добром.
Мать и в самом деле будто была готова пасть на колени. Сжала
— Да ты не бойся, Валюшечка!.. Вырастим, выкормим. Все я сделаю для тебя. Не пожалею никаких сил. В надомницы уйду, нянчить стану… Не бойся. Ничего не бойся…
— Что ты, мама? — Валя отвернулась к стене. — Одной, значит, как ты, всю жизнь прожить?
— Да не погубишь ты свою жизнь, Валечка. Верь мне, родная. Не кончится жизнь у тебя. Все возьму на себя. Пусть он и бросил тебя — проживем, и еще как!
— Не бросил он меня, никто не бросил! — с отчаянием закричала Валя. — С чего ты…
Силы ее внезапно оставили. Она опустилась на диван. Худенькие плечи затряслись. Прерывая слезы, продолжала:
— Сама я, сама… Никому нет никакого дела, и ты меня не мучь. Не могу по-другому.
Мать села рядом. Сперва молчала, потом, как в детстве, стала осторожно гладить ее по волосам.
— Да ничего, дочка… Не изводись понапрасну. Как решишь, так и будет… Верно, взрослая ты, большая. Есть еще время, и обдумаем вместе. Не сужу я тебя, Валентина, что делать. Сама проглядела. Только как бы лучше. Одна ты у меня, никого больше.
И от этого материнского участия, от ее ласковых слов потеплело на душе у Вали. И снова, как бывало давно, почувствовала она себя маленькой девочкой. Не отрывая рук от лица, опустила голову, уткнулась в колени матери, сквозь высыхающие слезы повторяла:
— Мама, мама!.. Мама…
Но как ни умоляла мать, Валя не изменила своего решения.
Третий месяц уже шел. Давно отцвели тополя. Начали желтеть листья березки в скверике на углу. Лето стояло сухое, изнурительно знойное. Дожди выпадали редко. Вернулась Валя из отпуска. Никуда она не ездила. С утра отправлялась на Острова, забиралась поглубже и сидела на скамейке с книгой в тени старых деревьев.
Подходили к концу сроки, обозначенные в направлении. Слышала Валя от других — торопиться не следует, легче будет. Так поясняли женщины.
А времени все оставалось меньше и меньше, С каждым днем приближался неотвратимый час.
И тут случилось непредвиденное. Она простудилась. Простудилась среди лета и заболела. Свалил ее грипп. Какой-то особенный грипп, с трудным названием. Слегла в постель с высокой температурой. Мать в ту неделю не ходила на работу. Сама осунулась, сделалась не похожей на себя. Врачи боялись, как бы не было осложнения на сердце, не позволяли Вале вставать и ходить.
Одна она знала причину своего тяжелого состояния. Кончился срок ее направления.
Опоздала она все же на пять дней. Ей еще
Сейчас она с закрытыми глазами вспоминала, как спешила в больницу с чемоданчиком по скользким от опавшей мокрой листвы тротуарам. Тревожно билось сердце, надеялась, покажу больничный листок, уговорю. Ну что такое пять дней!
Толстуха наконец-то оторвалась от окна. Довольная, вся так и сияет. Наступило время обеда. Молоденькая сестра принесла еду и Вале. Без лишнего сказала:
— Сядь, поешь хоть немного. Сил-то сколько потеряла.
Валя послушно взяла тарелку с супом. Есть сперва не хотелось. По аппетит откуда-то взялся. Тарелку с жиденьким супом прикончила, быстро принялась за котлету с макаронами. Котлета была невкусная. Совсем не такая, какие дома готовила мать. Поев, Валя поправила подушку и опять легла. Прикрыла глаза, думала об одном: только бы скорее вырваться отсюда.
Страшила мысль о первой встрече с матерью, когда она придет домой одна. Потом решила: ничего, мать смирится. Вспомнила, как мать старательно шила для маленького "приданое". Подрубала розовую фланель на пеленки, кроила распашонки и подгузнички… Не хотелось Вале на то смотреть, а сказать матери ничего не могла.
Долго она не могла решиться объявить Вадиму, что ей придется рожать, что делать аборт поздно, врачи не разрешают.
Но вот уже не могла дольше молчать, раз он сам не догадывался.
В тот вечер он пришел в девятом часу. Где-то задержался.
— Хорошо, что все-таки пришел, — сказала Валя. — Думала, и не придешь сегодня.
— Обещал же, — пожал он плечами.
И вот случилось то, чего Валя давно ждала. Знала, что это непременно когда-нибудь будет. Ждала и страшилась этого часа.
Вадим набрал в грудь воздуху, выдохнул и сказал:
— Знаешь, Валь? Уезжаю я на стройку. Договорился уже обо всем и заявление подал. Отпускают. Скучно мне тут, а там машины мирового класса.
Сказал и спрятал взгляд, ожидая, что будет. Хорошо, что спрятал. Не видел, как задрожали ее губы. Вот, значит, что. Собиралась она ему сообщить новость, а вышло наоборот.
— Куда? — еле слышно спросила она.
— Набережные Челны. Слышала про такие?.. На стройку автомобильного гиганта… Ты только не думай, Валь. Огляжусь я там и тебя вытащу. Для тебя дела тоже хватит. Там кругом молодежь.
Вот, значит, он какой! Хороший, внимательный ее Вадимчик. Не собирается ее бросать, хотел к себе выписать. И вдруг Валю взорвали эти давно, видно, продуманные им слова. На какой-то миг она почувствовала себя здоровой и свободной. Она тряхнула головой, усмехнулась.