Небоскреб
Шрифт:
У Буна глаза вылезли из орбит, и он зажал рот ладонью. Платформа поднялась к окнам 66-го этажа.
– Эй, – окликнул его Слатер, показывая пальцем в окно, – видишь того мужика, ну вот он, спиной к окну? Это же сам Залиян!
Но Преподобного Буна ничто не интересовало. Буна вырвало прямо в бадью, до половины наполненную смесью воды и фосфата натрия.
Глава 6
После стольких лет работы личной секретаршей Арама Залияна Эйлин Макговерн следовало бы уже привыкнуть к его выходкам и уметь не обращать на них внимания, как на одно из уродств жизни. Но каждый раз, когда это случалось, она приходила в еще большее неистовство, чем прежде. С того места, где она сидела, через распахнутую
В данный момент она быстро шла по проходу, вызывающе покачивая бедрами, словно стриптизерша. Ее губы были накрашены темно-красной помадой, именно такой цвет нравился Залияну, а большие груди, обтянутые облегающей блузкой, вызывающе торчали, видимо, стиснутые в какой-то специальный бюстгальтер для шлюх: идеальная секретарша для приемной какого-нибудь борделя, а здесь Коретта смотрелась непристойно, просто дискредитир овала всю корпорацию.
– Тебе следует признать, что она хороший элемент оформления, – резко заметил Залиян в ответ на ее осуждение.
– Она выглядит как... – Эйлин сделала над собой усилие, чтобы не сказать: шлюха. Она была одной из немногих, кому позволялась некоторая вольность в выражениях, но назвать шлюхой любовницу босса Эйлин все же не посмела. – Она так одевается и пользуется косметикой, словно стремится выставить себя на продажу. Вам следовало прочитать ей лекцию об имидже фирмы.
– Откуда такое ханжество? Коретта вы-глядит великолепно за столом в приемной. Ты разве не заметила, как смотрят на нее мужчины, когда выходят из лифта?
– Только развращенные мужчины. Вам следовало бы оставить ту, последнюю: у нее, во всяком случае, был какой-то шик.
– Ничто так не поддерживает интерес, как разнообразие. – Залиян внимательно посмотрел на свою секретаршу с пятнадцатилетним стажем и вдруг сказал: – Ты все еще отлично выглядишь, Эйлин, и тебе следовало бы извлекать из жизни побольше удовольствий. Это сохранит тебе молодость и не позволит сморщиться, подобно засушенному фрукту. – Он протянул руку. Иди-ка сюда...
– Вы сошли с ума...
Залиян опустил руку.
– Да, должно быть, сошел. В любом случае ты могла бы дать Коретте побольше свободного времени. Она в самом деле премилое дитя. Тебе бы стоило послушать, как она рассказывает о некоторых мужчинах, встречавшихся ей в жизни, начиная с собственного отца.
– А теперь ей достался принц, да? Некий принц, который закончит ее образование?
– Ей достался мужчина, который весьма щедр и снисходителен к своим женщинам, – ответил Залиян и с сарказмом добавил: – Впрочем, это тебе хорошо известно.
Его последние слова были слишком жестоки, и она поспешила выйти из кабинета босса, чтобы он не успел заметить ненависть в ее наполненных слезами глазах. Она видела, как эта шлюха отпирает дверь в кабинет Залияна и с улыбкой закрывает ее за собой. Злые слезы снова навернулись на ее глаза. Еще и улыбается! Видно, ждет не дождется, когда ее вышвырнут отсюда! Разве эта шлюха не знает, что, когда Залиян начинает требовать секса между делом, прямо в своем кабинете, это значит, что история почти завершена? Как только женщина позволит ему так унижать себя, можно с уверенностью сказать, что ее дни сочтены, а он примется искать другой объект для развлечения. Эйлин хорошо знала, что сейчас происходит за той запертой дверью, где сама побывала бессчетное число раз в молодые годы. Картины прошлого предстали перед ней с такой ясностью, что ее руки, теребившие нити жемчужного ожерелья, непроизвольно сжались в кулаки.
Залиян, должно быть, на своем кресле-вертушке повернулся в сторону входящей Коретты и приветственно поднял руки. Вот он, не вставая, прижимает к себе эту шлюху и расстегивает брюки. А вот он расстегивает ее блузку, снимает бюстгальтер... Так, впрочем, было не всегда... о нет! Поначалу он был воплощением рыцарства. Цветы и поездки в Европу, уик-энды в его летней резиденции на озере и обеды при свечах в его квартирке, примыкающей к кабинету. Залиян мог быть обворожительным и романтичным, когда ему это было нужно. Он знает толк в еде, в винах, понимает в искусстве, знает, как ослепить и умаслить женщину. Но скоро, очень скоро не будет никаких поездок в Европу и всего остального, погаснут свечи и увянут цветы... И останутся лишь торопливые команды, опускания на колени – прямо на то самое место у письменного стола этого мерзавца, где столько женщин уже стояли на коленях. И сладкие грезы о прочном месте в мире богатства будут стремительно таять. И этак через месячишко, прикинула Эйлин, какая-нибудь новенькая секретарша в приемной станет объектом сплетен. А Коретта Кантрелл испарится, получив за свою верную службу фирме Залияна «мерседес-бенц».
Во всяком случае она, Эйлин Макговерн, еще держалась здесь, утешала она себя, благодаря своему мастерству исполнителя и своему знанию бизнеса, которым занимался Залиян, тогда как все прочие приходили и уходили, словно времена года – поначалу теплые и солнечные, а под конец холодные и тоскливые. Если бы только я могла быть такой же безжалостной, как он, думала Эйлин, шмыгая носом и вытирая глаза бумажной салфеткой, и так же готовой презреть законы морали, предоставив другим соблюдать их! Но печальная реальность свидетельствовала о другом, и она презирала сама себя за то, что все еще продолжает работать на человека, вызывавшего у нее ненависть. Раз она молчала, когда нарушались законы, значит, она так же виновата, как и он. Раз она охраняла его уединение, когда молодые шлюхи продавали ему себя, то она и сама была шлюхой. Если бы у нее хватило сил восстать против той власти, которую он имеет над ней, и посмотреть ему в лицо в зале суда, то она могла бы разорить его. Для этого всего-то и понадобилось бы отправить несколько фотокопий окружному прокурору, в налоговую инспекцию и в «Таймс». Но ослабит ли это ее презрение к самой себе или, наоборот, – усилит? Она же была с ним почти с самого начала его карьеры. Срывая маску с Залияна, она тем самым разоблачила бы и себя.
Ее пальцы все еще сжимали нити ожерелья, когда из кабинета Залияна вышла Коретта. Ее волосы были слегка растрепаны, а на губах не осталось и следа помады. Эйлин непроизвольно стиснула руки, и нити порвались. Жемчужины со стуком запрыгали по паркетному полу, словно шарики для пинг-понга. Эйлин опустилась на пол, попыталась поймать как можно больше жемчужин, пока они куда-нибудь не закатились, мысленно проклиная себя за неловкость. Коретта подошла к ней и наклонилась, чтобы помочь, но злобный взгляд Эйлин остановил ее.
– А ну убирайся отсюда, шлюха, – прошипела Эйлин.
Коретта удивленно выпрямилась.
– Что? Как вы меня назвали?
– Я тебя назвала шлюхой. Пошла вон из моего кабинета.
Коретта положила руки себе на бедра.
– О Господи, – сказала она, покачав головой, – это уже чересчур. Я хочу помочь, а вы...
– Я знаю, чего ты хочешь, – сказала Эйлин, трясясь от ярости. – От шлюх мне помощь не нужна!
– Ну, я тоже кое-что знаю, дерьмо ты собачье! Я тут слышала, что ты совала свою морду в штаны этого старого пердуна, когда я была еще в пеленках. Надо уж совсем обнаглеть, чтобы назвать меня шлюхой.