Небывалое бывает (Повести и рассказы)
Шрифт:
Построили роту солдат. Погнали старика под солдатские взмахи.
Сам Рейнсдорп идет тут же, рядом.
— Признавайся! Признавайся! — кричит.
— Нет, нет моей вины, — твердит, изнемогая под ударами, дед Кобылин. — Я ли вам не правдой служил, батюшка Иван Андреевич, ваше сиятельство? Я ли вам не слуга? Пожалей, смилостивись, батюшка!
— Молчать, молчать! Ты не слуга мне. Ты есть вор и разбойник!
— Пожалей, не губи! — стонет Кобылин.
— Так ему, так ему! Хлеще!
Теряет от боли старик
— Батюшка…
Не отзывается генерал.
И вдруг встрепенулось что-то в деде Кобылине, рванулся он к губернатору.
— Изверг!.. Губитель!..
Собрал старик последние силы, плюнул в лицо Рейнсдорпу и тут же упал как подкошенный.
Кончился дед Кобылин.
Приказ к штурму был дан неожиданно.
Вечером над Бердами стал подыматься туман. Разлился, разошелся он в разные стороны. Словно кто из огромной бадейки хлестнул молоком по степи.
— Готовьсь! Готовьсь! — понеслось от землянки к землянке, от избы к избе.
Зашевелилось, задвигалось пугачевское войско. Заржали, почуяв скорое дело, кони. Заиграли трубы и дудки. Забегали сотники и командиры.
Пользуясь темнотой и туманом, подтянули пугачевцы мортиры и пушки к самым стенам Оренбурга. Пугачев расставлял войска. Конных в засады, пеших за земляные выступы и в овражные пади. Перед пушками приказал из каменных плит выложить защитные стенки. Сам проверил готовность орудий.
Зарумянилось небо, стал голубеть восток. Туман отступал, неохотно потянулся в низины.
— Начинай с мортир. Пали! — скомандовал Пугачев.
Мортиры навесным огнем плюнули первые ядра. Залп, второй, третий.
— Так их, так их! Молодцы, детушки!
— Жарь, не стой!
— Целься! Ура! Ух ты, в дом к самому генерал-губернатору.
Гремит, захлебывается, рассыпается дробью барабанный бой над стенами крепости. Палит караульная пушка. Переполох и смятение в Оренбурге.
— Не трусь, не трусь! — кричат офицеры.
— Солдаты, равняйсь!
— Канониры, к орудиям!
Тем временем Пугачев вывел из укрытия первую группу своих казаков и башкирцев. Рванулись они к крепостному валу.
— На штурм! На слом! — кричит Пугачев.
Вьить, вьить! — встретили их солдатские пули.
Бах! — врезалось в самую гущу ядро.
— Смелей, смелей, детушки! — подбадривает наступающих Пугачев. — Нам ли под пулями гнуться?! Нам ли шапки снимать?! На штурм! На слом! По-соколиному!
Подбежали
Бросился Пугачев в атаку, да с малыми силами. Поняли это оренбургские офицеры. Открыли городские ворота. Стал заходить солдатский отряд в тыл Пугачеву. А сверху, увидев подмогу, подняли такую пальбу, что даже вал содрогнулся.
Ясно Пугачеву, что победы не будет.
— Назад, назад отходи, детушки!
Отхлынули пугачевцы. Отошли за Яик в безопасное место.
Всю эту ночь Гришатку пугали страшные сны.
То вдруг явился генерал Рейнсдорп с трубкой в руке и снова бил Гришатку по темени. Потом появилась тетка Степанида. Она снова кричала: «Ваня, Ванечка!» — обнимала и прижимала к себе Гришатку.
Затем неожиданно всплыл губитель Гришаткиного отца — офицер Гагарин.
Гагарин не один, вместе с солдатами. Вскинули солдаты ружья, направили на Гришатку.
«Пали!» — командует офицер.
Гришатка вскрикнул, заметался во сне. Подошла Ненила.
— Дитятко, дитятко, не жар ли с тобой? На бочок, на бочок повернись, дитятко.
Мальчик успокоился, но вскоре началось все снова. Опять Рейнсдорп, опять Степанида, снова Гагарин. И вдруг — Пугачев:
«Кто забижает Гришатку?»
Исчезают Рейнсдорп и Гагарин. Остается одна Степанида. Смотрит мальчик, а то вовсе не Степанида, а Гришаткина мать.
«Царь наш, заступник!» — бросается женщина к Пугачеву. «Не царь он, не царь, — кричит Гришатка, — а простой казак Пугачев Емельян Иванович!»
Лицо Гришаткиной матери становится строгим, смотрит она на сына укоряющим взглядом.
«Царь он, царь он, Гришатка!»
И вдруг врывается голос Хлопуши:
«Царь он народный! Вождь и заступник!»
И снова голос Гришаткиной матери:
«Вождь и заступник!»
Гришатка проснулся. Стоит у постели Ненила.
— Дитятко, я кашу тебе приготовила.
Вскочил Гришатка:
— Тетка Ненила, а где… где царь-батюшка наш?
— Уехал, уехал, Гришатка, Оренбург с казаками уехал брать.
В это время на кухню к Нениле ввалился еще по первой встрече знакомый Гришатке казак, тот высоченный, с серьгой в оттопыренном ухе.
— Сей минут из-под Оренбурга. Ух и сеча! Ух и сеча! Сам царь-батюшка водил казаков и башкирцев на приступ. Людишек много, оружия мало у нас. Неосторожен царь-государь. В самое пекло лезет. Ты, Ненила, доглядай за Гришаткой, наказал император.
— Ох, ох! — вздыхала Ненила. — Тут-то догляжу. Как они там, родные?
Принялась Ненила угощать казака варевом. А Гришатка незаметно полушубок на плечи, пистолет из-под подушки за пояс и на улицу — шмыг.