Нечаянная роль
Шрифт:
Во исполнение её пожелания он раздвинул пальцы на руках и даже попытался, хотя и с меньшим успехом, проделать то же на ногах.
– А теперь ты – снежинка, – с детской непосредственностью констатировала Тася, присаживаясь на край оккупированного муженьком ложа.
Нет, ну что за прелесть! – умильно подумал Александр Валентинович, привлекая её к себе…
Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на боку со связанными за спиной руками. Сколько пришлось провалялся вот так, уткнувшись лицом в холодный бетон, поди знай, но определённо немало – руки и ноги страшно затекли. Голова раскалывалась от боли. И «раскалывалась», в данном случае, вовсе не являлось фигурой речи, применяемой к состоянию
Ничего себе! Что за хрень? – попытался осмыслить происходящее Александр Валентинович. Попытаться-то он попытался, но что толку. Вокруг было темно и тихо. Только где-то вдалеке с секундным интервалом капала из неплотно закрытого крана вода. Гулкое эхо, дублировало соприкосновение каждой очередной капли с жестяной раковиной или поддоном. Это наводило на мысль, что он сейчас пребывал в каком-то просторном, пустом помещении. Чертовщина какая-то! Я же отчётливо помню, что мы с Таськой улеглись спать в нашем бунгало. А она-то где? – встревожился он, вспомнив о жене. Не дай бог, с ней что случилось! Одно лишь предположение, что с женой могло произойти что-то нехорошее, напрочь лишило его способности трезво соображать, а развитое актёрское воображение немедленно нарисовало серию жутких картин, одна другой страшнее…
В темноте послышались шаги и кто-то щёлкнул выключателем. Раздалось характерное гудение дросселей и сверху обрушился мертвенно-белый свет множества люминесцентных ламп, отчего Александр Валентинович поспешно зажмурился. Когда он освоился с освещением и открыл глаза, окружающая действительность приобрела более определённые очертания. Вероятнее всего он находился в изолированном секторе подземного паркинга мест на пятнадцать-двадцать. К такому заключению подталкивал и одиноко стоявший рядом белый минивэн – рестайлинговый Форд Транзит Комби пятого поколения, точно такой же, как у них в театре, с той лишь разницей, что тот был синий. Александр Валентинович успел заметить, что все стёкла автобуса, кроме лобовика и передних боковых, наглухо тонированы, левое переднее крыло изуродовано глубокой продольной царапиной длинной в полметра, номерной знак российский, содержит цифры семь, восемь и пять…
На этом процесс созерцания минивэна был прерван. Кто-то, подошёдший сзади, ухватил артиста под мышки, грубо, словно тот был не человеком, а мешком с картошкой, рывком поставил его на ноги и развернул к себе лицом. Задетый за живое таким бесцеремонным обращением Бруснин хотел, было, во весь голос громко возмутиться, но увидев с кем имеет дело, счёл за благо смолчать. Здесь распоряжались крепкие парни в армейском камуфляже, вооружённые автоматами Калашникова. Их было шестеро. Лица скрыты под чёрными балаклавами. Что-то подсказало Александру Валентиновичу, что он имеет дело никак не представителями правоохранительных органов, а, вероятнее всего, с бандитами, возможно даже, с террористами. В любом случае, вступать с ними в пререкания было неразумно.
Помимо этой шестёрки, присутствовали тут ещё два человека, надо полагать, товарищи Александра Валентиновича по несчастью. Ничего иного на ум не приходило, поскольку руки у них, так же как и него, были скручены за спиной. Так же как и он, они только что лежали на бетоне в позе «мордой в пол», и теперь их силой заставили принять вертикальное положение. Превозмогая боль в затылке, Александр Валентинович скользнул по обоим бедолагам оценивающим взглядом, резюмировав про себя: обычные, малопримечательные, примерно моего возраста. Их всех троих выстроили в ряд. В мозгу промелькнула неприятная, колючая мысль: «А ведь мы – заложники. Что если нас сейчас просто возьмут да и ухлопают?». Ему стало не по себе.
Но, слава богу, бандиты – или кто уж они там были – имели на захваченную троицу совершенно иные виды. Один из них приготовил видеокамеру. Другой, видимо, главарь, занял позицию перед объективом на фоне троих связанных по рукам людей, и доморощенный оператор приступил к съёмке. Старший из террористов что-то вещал в камеру. Понять, что конкретно, было затруднительно. Говорил он, хоть и по-русски, но с ужасающим акцентом, к тому же, располагался к Бруснину спиной, что тоже не способствовало лучшей слышимости.
А кроме того, в голове у Александра Валентиновича из-за травмированного затылка, звон стоял почище колокольного и голосовую информацию извне он воспринимал скверно, едва улавливая смысл слов предводителя боевиков, который был чрезвычайно возбуждён, бурно жестикулировал, периодически переходил на повышенный тон и на протяжении своей эмоциональной речи несколько раз, не оборачиваясь, указывал на стоявших за его спиной заложников.
В том, что они именно заложники, увы, сомневаться уже не приходилось, потому как витийствующий перед камерой бандит сообщил об этом в самом начале своего спича. Что-что, а это Александр Валентинович расслышал чётко. Были высказаны какие-то требования – детали не запомнились, да и какое это имело сейчас значение. Под занавес прозвучала обычная в подобных обстоятельствах угроза, в случае невыполнения выдвигаемых условий, уничтожить заложников, и тоже вполне ожидаемое «Аллаху Акбар!»…
Красный светодиод видеокамеры погас, возвестив завершение записи. Закончив позировать перед объективом, главарь боевиков повернулся к пленникам и какое-то время молча пристально их разглядывал сквозь прорези для глаз, проделанные в шапке-маске. А сами эти глаза горели фанатичным огнём.
– Всех вас, гяуров, надлежит перебить, как собак, – угрожающе процедил он сквозь зубы.
По всему видать, дело наше – дрянь, обречённо рассудил Александр Валентинович, поморщившись от очередного приступа пульсирующей боли в затылке. Не знаю, как остальные, а этот, по выговору судя, типичный наш кавказец, подумал он. Но откуда этим ребятам взяться в Черногории? И кому предназначается видеоролик? Если местным властям, то почему на русском? Как я к ним угодил, и где Таська? – снова принялся он терзаться безответными вопросами.
Трудно сказать, почему командир боевиков выбрал его, а не кого-то другого, но он приблизился вплотную к Бруснину и, уставившись ему в лицо, спросил:
– Дрожишь, свинья?
Тот не ответил. Его действительно знобило, но причиной был вовсе не испуг, как можно было бы предположить, а накатившая дурнота, вызванная очередным приступом боли в разбитой голове. В таком состоянии неплохо было уже то, что он, хоть и с трудом, но мог без посторонней помощи держаться на ногах. Бандит же, по-видимому, решил, что пленник до смерти перепуган и, перейдя почти на крик, понёс какую-то истеричную чушь:
– А в нас нет страха! И мы победим! Мы уничтожим всех неверных! Каждый правоверный готов стать мучеником за веру. За это Аллах дарует обитель вечного мира и наслаждения…
И дальше в том же духе.
Боль чуть отпустила, и Александр Валентинович попытался вслушаться в то, о чём так бурно вещал предводитель террористов. Ничего нового. Примитивная агрессивно-религиозная агитация, рассчитанная на податливый человеческий материл с неустойчивой психикой и низким уровнем образования. Короче, бла-бла-бла. Но драйв неимоверный! Энергия так и прёт, не мог не признать Бруснин. Непонятно только с чего он так распинается? Эти – Александр Валентинович покосился на соратников оратора – в увещеваниях не нуждаются. Они и без того на всю башку отбитые. Прикажи головы сложить за великий халифат и всемирный джихад, сделают без уговоров. А на нас эта речуга вряд ли подействует. Мы ж – заложники, а не потенциальные кандидаты на вербовку.