Нечего терять, или Мужчину делает женщина
Шрифт:
Помню, как долго и тяжело отходила от наркоза. Потом мне назначили химиотерапию. Я все ждала и ждала Андрея, но он так и не пришел. Видно, уехал на свою Чусовую. Я тяжело переносила физическую и особенно душевную боль. В эти страшные дни меня поддерживала только Мила.
Однажды дверь в палату широко распахнулась, и к нам вломились два огромных мордоворота. За ними следовал тип не менее устрашающего вида, в дорогом костюме и ботинках из настоящей крокодиловой кожи.
Я сразу догадалась, что пожаловал не кто иной, как шеф моей новой знакомой. Один из мордоворотов встал
– Марат Владимирович, очень рада вас видеть. Спасибо, что не забываете меня.
– Да разве тебя можно забыть! – Шеф сверкнул недобрым взглядом на меня и присел на краешек кровати. – Как самочувствие? Готовишься к выписке?
– До выписки еще далеко, но я не теряю оптимизма, верю – все будет хорошо.
– Это правильно. Оптимизм в наше время – самое главное. У тебя появился румянец. Я смотрю, новая соседка появилась, – заметил он, окинув меня заинтересованным взглядом.
Я слегка заерзала на кровати и испуганно опустила глаза. Раньше мне не приходилось видеть королей криминального бизнеса, тем более так близко.
– Это Виктория, – сказала Мила. – Совсем недавно ей сделали операцию.
Шеф сочувственно вздохнул и пробурчал под нос:
– Диагноз не спрашиваю. В этом мрачном заведении диагноз у всех один.
Минут через десять шеф Милы вежливо попрощался и удалился вместе со своими гренадерами. Мила уткнулась в подушку и расплакалась. Я с трудом встала с кровати и подошла к ней.
– Ты что? Ты же так хорошо держалась… – погладила я ее по голове. – Посмотри, какие роскошные цветы он тебе принес. Сразу видно, что он к тебе неравнодушен.
– Да ни хрена он обо мне не заботится! Пришел ко мне из жалости! – Соседка заревела еще громче.
– А разве у таких бывает чувство жалости? Мне кажется, что оно им вообще незнакомо…
Мила подняла голову и растерянно посмотрела на меня.
– Он пришел, чтобы дать мне понять, что больше не нуждается в моих услугах. Понимаешь, не нуждается, и все. Ни в охранных, ни в сексуальных. Скорее всего, он уже успел меня уволить и взять на мое место другую. Возможно, она не так красива, как я, но она здорова… Только в этой гребаной больнице начинаешь понимать, что красота не самое главное. Самое главное – здоровье.
Неожиданно на пороге нашей палаты появился ослепительно красивый мужчина, похожий на зарубежного киноактера. Его белоснежный костюм был безупречен. Казалось, незнакомец просто ошибся адресом, перепутал нашу больницу с каким-нибудь дорогим рестораном, где должен состояться грандиозный банкет. Шагнув в палату, он вдруг уронил на пол букет свежих роз и уставился на нас.
– Простите… А где мой сын? Он, что, умер?
Заметив, как бледность заливает его лицо, я не смогла произнести ни слова.
– Он жив, – торопливо привстала Мила. – Вы просто перепутали палату. Ваш мальчик лежит точно в такой же палате, только в другом крыле. Больница построена в виде круглой башни, поэтому тут легко запутаться.
– Костя жив? – Мужчина смотрел на Милу так умоляюще, что нам с ней стало не по себе.
– Конечно… – твердо сказала Мила.
Мужчина наклонился и трясущимися руками собрал цветы.
– Извините, ради бога, – пробормотал он и вышел.
– Сразу видно, породистый мужичок. Богачи все породистые, даже если и родословной никакой нет. У него тут сын лежит. Совсем молоденький, лет двадцати, не больше. Поговаривают, что протянет немного.
– Он должен умереть?
– К сожалению. Рак крови. Он уже, бедный, весь высох… Прямо труп.
– Вот горе-то какое, – вздохнула я и закрыла глаза.
Представилось детство и ласковая мама, аккуратно расчесывающая мои волосы. Даже страшно подумать, что от химиотерапии волосы поредеют за считаные дни…
Я испытывала комплекс вины перед родителями за свою болезнь, за неустроенность. Они прожили вместе около тридцати лет и смогли сохранить тепло семейного очага. Все эти годы я чувствовала огромную родительскую любовь и заботу. Мне хотелось сделать для них что-то приятное, как-то отблагодарить за любовь и поддержку. Я стала мечтать, что, когда выкарабкаюсь, обязательно заработаю денег и куплю дом где-нибудь на берегу Черного моря. Мама и папа будут отдыхать там целый год и наслаждаться красотами Крыма. А я буду смотреть, как они купаются, и украдкой вытирать слезы радости. Я просто как живой увидела этот домик. Каменистые ступеньки спускались к самому морю. Дом будет просто утопать в зелени – самый настоящий райский уголок. Во дворе станет шнырять моя любимая собака Зоська и лаять на соседских котов. Сын будет кататься на водном мотоцикле и весело махать мне рукой…
Все это будет, все это обязательно будет. Только сначала нужно выкарабкаться, сначала нужно выжить…
Глава 3
Проснувшись, я пересилила головокружение и встала с кровати. Мила сладко спала и даже немного похрапывала. Вдохнув аромат цветов, я улыбнулась и вдруг подумала – начался новый день, пусть унылый, будничный, но совсем новый, еще не прожитый. Химиотерапия давала о себе знать. Ужасно выматывали постоянные приступы тошноты. Правда, некоторым назначали препараты, которые снимали приступы рвоты, но это стоило очень дорого – от тридцати до сорока долларов одна ампула. На курс лечения требовались вполне приличные деньги. Если приходила гуманитарная помощь, она просто расходилась по служащим больницы, которые, не стесняясь, торговали потом этими ампулами. У них они стоили немного дешевле, чем в аптеке. Такова реальность, и от этого никуда не денешься.
Я вышла в коридор. Стены были тоскливого грязноватого бледно-зеленого цвета. Эту больницу и так называют домом смертников, а тут еще такие ужасные стены! Словно склеп, в котором заболевших людей заживо похоронили. В конце коридора я увидела открытую балконную дверь. На балконе в удобном кресле сидел молодой парнишка.
– Я вам не помешаю? – нерешительно спросила я.
Молодой человек обернулся, но ничего не ответил. Он как-то странно посмотрел на меня, даже показалось, будто он меня не видит.