Нечеловеческий фактор
Шрифт:
Остальные взяли его, подняли на плечи и, клонясь под ураганом, донесли до здания. Позвали медсестру дежурную. Она изучила последствия приступа внимательно, сердце послушала, давление измерила, пульс и подняла ладошку вверх.
— Я скорую вызову. Пусть забирают. Тяжелый он. Пульс нитевидный и шумы в сердце как ветер на улице. Это у него от стресса. Самолёт ждёт?
Все кивнули.
— Не сядет самолёт, — с ужасом в дрожащем голосе произнесла медсестра. — Я не знаю, как они летают и как с ними диспетчеры работают. Но лётчики и наземные службы — не волшебники же. Ветер, говорят, пятнадцать метров в секунду. Такой и дом может развалить, окна выбить в лучшем случае. Мастерство тоже не всё может. Вон у нас сколько мастеров
И она ушла к себе в кабинет вызывать «неотложку».
— Ты ещё накаркай тут беду! — едко прокричала вслед медсестре дама с огромным начёсом блондинистых крашеных волос на подкладке из такого же шиньона. Продавщица большого магазина, похоже. Они все так причёсывались.
— Мужик вряд ли помрёт скоро, — сказал, отпивая из горла «жигулевское», молодой парень в спортивной синтетической дутой куртке. С собой принёс пиво.
— Ну, да. Не похоже. Перепил просто на Новый год, — откликнулся сосед его по скамейке в зале ожидания. Толстый мужичок в валенках и рабочей стёганке. Работяга с какого-нибудь заводика. — Теперь его «отходняк» терзает. А он ещё сюда припёрся. Лежал бы дома и по стопочке через каждые полчаса возрождал организм… А ко мне друг летит из Москвы. Служили вместе десять лет назад. Дружим. Он в горах никогда не был. Вот я его позвал полазить по ледникам или повыше. Сам увлекаюсь давно. В секции альпинистов состою.
— А я невесту встречаю. Живу здесь, в Алма-Ате, — радостно доложил парень и хлебнул сразу почти половину бутылки. — Сам вчера от неё прилетел. Новый год встретили, тут же и свадьбу сыграли. ЗАГС у них первого числа работает. Обалдеть! И я утречком смотался обратно на «ЯК-40. Мне на работу надо было первого в ночь. Дежурство. Я на скорой помощи санитаром вкалываю. Пахоты — с утра до самого вечера. Всю смену без продыха. А с Танькой своей здесь на работе случайно познакомился. Она в прошлом году осенью прилетала к подружке на день рождения. И посреди праздника один из гостей решил показать силу богатырскую. Служил вроде в десанте.
Ну, взял бутылку шампанского запечатанную и ребром ладони её — хрясь по горлу. Она раскололась, но не гладко, а острыми краями вверху и снизу. Ну, он себе вену и вскрыл случайно. Мы приехали, всё сделали, а когда тщательно обрабатывали рану, мне девочка хорошенькая из их компании помогала. Так возле кровавой руки десантника и познакомились. Перед отъездом, в коридоре уже, я телефон у неё спросил. И оказалось, что она живёт в Семипалатинске. Училище художественное закончила и работает оформителем в кинотеатре. Афиши рисует. Это ничего, что я много болтаю?
— А что нам ещё сейчас делать? — успокоил его мужик в валенках и фуфайке. — Напиться только. Так ждать легче. Но я не пью совсем. Язва желудка.
— Ну, так вот в чём юмор, — парень оживился и отставил бутылку недопитую. — Я через неделю ей звоню! Просто потарахтеть, не более. А она мне в середине трёпа, который вообще ни о чем, вдруг говорит. Возьми, мол, отпуск и прилетай сюда. И я попрошу, говорит, отпуск. Поедем с отцом на озёра. На рыбалку. У папы есть «волга» старенькая. А зову тебя, потому как понравился ты мне. «Так, блин, и ты ж мне понравилась!» Это я так ей в ответ признался. Минут пятнадцать её и видел-то пока паренька ремонтировали. И я, блин, полетел в конце сентября. Месяц провёл бесподобно. А в конце прояснилось, что мы друг друга любим. Решили пожениться у них, а жить в Алма-Ате. Я ей уже и работу нашел, и квартира у меня отдельная. Маме дали по списку в очереди. А отец раньше получил. Вот будем жить в своей хате. Ребёнка оба хотим. Такие дела.
Он поднялся, встряхнулся и пошел в конец зала. В дверь с буквой «М». Пива выхлестал бутылки три.
— Ты долго не торчи там! — предупредил его сосед. — Через десять минут прилетит твоя невеста. И скалолаз мой. Дай бог, чтобы не сорвался в пропасть да вообще не устал вместо активного расслабления души от прелести горной.
* * *
— Курите здесь, — сказал руководитель полётов Лопатин диспетчерам. — Не надо выходить в коридор. Давайте все на этот самолёт поработаем. Женя основное будет делать, а вы, если надо, своё добавляйте. Обстановка плохая. Низовой ветер — шестнадцать метров на секунду. Сильнее стал. Сносить «Ильюшу» будет как семена с одуванчика. Зато туман адвективный выше поднялся. Теперь ясно уже до двадцати метров вверх. А по горизонту ты, Жека, сколько видишь?
— Полтора километра — железно, — прикинул Макаркин Евгений, диспетчер борта семь пять один пять восемь. — Я ему сейчас передам радионаводку, чтоб он «коробку», ну, круг, короче, над городом один раз сделал и с востока аж за пятьдесят километров вслепую шел на полосу максимум эшелоном сто метров. Рассчитаю, когда он на скорости двести кэмэ подойдёт на километр, дам команду взять эшелон тридцать. Туман гуляет вверх-вниз на десять метров туда-сюда и потому я Мишу увижу глазами. А он землю. Полосу. Глиссаду и курсовой маяк отключу и буду вести прожекторами. Зелёным и красным. Ну и рацией по курсу и вертикали буду выправлять.
— Да, — Лопатин ходил по комнате и мял пальцами подбородок. — Я ему по радио скажу, что если луч зелёного будет точно на кабину светить, то пусть этим курсом идёт. И сразу радио отключим, чтобы Шарипов не слушал. А то, блин, перегнёт палку. Или не догнёт. Один хрен. А вертикальное снижение ты будешь диктовать на рацию вместо глиссады. Её, глиссаду натуральную, не поймает Мишка никак. Помехи этих частот охренительны просто на урагане. Слов нет. И никто из яйцеголовых в «НИИ Авиапрома» ничего придумать понадёжнее не может. Не всегда же божеская погодка, а им по фигу. Навечно одну частоту на глиссаду впендюрили без учёта гроз и ветров, бляха.
— Да Шувалов и без глиссады снижение сделает ровно, — засмеялся Макаркин и похлопал себя по бёдрам. — Это же ас! Мастер международного класса. Тут легенды про него ходят. Один раз, говорят, ночью свет в порту вырубился и радио. У них разный вольтаж от одного трансформатора идет. Короче — задница. Радио молчит и темно как у этого, из Конго в… ну, знаете где. А генератор ещё не врубили. И Миша-то уже снижение начал. То есть у него только фары, а на земле ни одна лампочка на взлётке не тлеет даже. И вертикалка радиочастотная заткнулась. Так он фарами с двадцати метров высоты выловил центральную линию на полосе и сел как днём. А!
— Я тебе раньше говорить не хотел, но уже надо, — Лопатин сел на стул рядом с Женей. — Миша сейчас на второй «табуретке» сидит, на месте второго пилота. А командиром самовольно назначил себя Байрам Шарипов из лётного отдела Управления. Знаешь его. Большая шишка для нас. Не подчиниться ему — самоубийство. Лететь ему надо срочно домой с расследования вертолётной аварии. Он только женился. Встретил с молодой праздник и улетел с утра. А сейчас торопится, ноги ломает.
Не доверяет, видно, бабе. Про неё слухи всякие гуляют. Да и Шувалов, любимец наш, её имел год почти. Вот потому Байрам, падла, меня нагло ослушался. Я запретил вылет, так Шарипов меня послал и Горюнова Володю, помощника Мишиного выгнал, сам сел командиром. «Бугор», сука! Наглый, гад. Всю ответственность на себя, говорит, беру и лично отчитаюсь перед Рамазаном Оспановичем, начальником всего Управления. Я Шувалову сказал недавно, чтобы он косяки Байрама выправлял. Но… Погода уж больно хреновая. Вручную машину должны два классных пилота сажать. Вова Горюнов первый класс перед новым годом получил. Не обмыли даже. Не успели.