Нечеловек
Шрифт:
Дорога до дачного кооператива «Садовод» заняла чуть больше сорока минут. У Максима было время подумать о вчерашнем происшествии, все взвесить. И когда Макс остановил зеленую «пятерку» у гофрированного забора, он окончательно укрепился в мысли, что погорячился вчера и нет ему, окаянному, прощения. То же самое сказал и Олег. Друг называется.
Максим заглушил двигатель и вышел из машины. Калитка была приоткрыта. Через образовавшуюся щель был виден край дома. У стены стояли тяпки.
– Эй, красавцы! – позвал Максим.
Он прошел по
– Эй, Тамара! – еще раз позвал он.
Подошел к двери. Большой амбарный замок был цел. Максим обошел дом – его догадки подтвердились. Легкий ветерок приглаживал верхушки почти метровых сорняков.
«Пропали тещины кровные денежки».
В огород идти не было смысла, Максим развернулся и пошел к машине. Пока шел, набрал номер тещи. Послушал и нажал отбой. Абонент – не абонент.
Максим сел на водительское сиденье и положил голову на руль.
«Уроды! Они и не думали работать. Залили глаза и… А может, спят на какой-нибудь даче? – Макс поднял голову. – Да и черт с ними!» Завел двигатель, и зеленая черепаха покатила к трассе.
Приехал Макс домой в начале восьмого. Вошел в квартиру, повесил ключи от машины на крючок у зеркала и сел на тумбочку для обуви. Черт знает, что за выходные!
На кухне что-то скворчало – Анжела готовила ужин. С цианидом. Есть за что. Максим встал и столкнулся с Ниной Федоровной.
– Ой, Максим? А что это ты в темноте?
– Я это…
– Это он здесь совесть свою ищет. – Из кухни вышла Анжела в красном переднике.
Сейчас начнут прессовать.
– Да ладно тебе, Анжелочка. Ты бы мужа накормила вначале.
Теща удивила Макса, а вот Анжела не сдавалась.
– Пусть теперь сам себя кормит, а с завтрашнего дня еще и меня. – Зашла на кухню и продолжила оттуда: – По его милости я могу остаться без работы.
– Ну что, Максим, – прошептала Нина Федоровна. – Как там Тамарка со своим хахалем, управились?
– Даже раньше, чем вы думаете.
– Молодец. Надо же, подруга…
– Они ушли оттуда, едва мы отъехали.
Максим вошел в ванную. Когда он выключил воду и поднял голову, за его спиной в зеркале появилась теща.
– Максим, я что-то не поняла. Они что, ничего не сделали?
– Даже тяпок не испачкали.
– Вот суки! – Женщина развернулась и пошла в кухню.
Они сидели за столом. Макс ел отбивную, фаршированную грибами. Проголодался за целый день – кроме заварного пирожного, во рту ничего не было. Съев последний кусок, глянул на сковороду. Добавки попросить постеснялся (ввиду сложившихся обстоятельств). Анжела улыбнулась, заметив его неловкость.
– Съешь еще, Отелло. – Взяла его тарелку и положила еще две отбивные.
Нина Федоровна сидела молча, теребила в руках салфетку и наблюдала за этим действом.
– Мама, ну успокойся. Ну,
– Тысяча рублей. Тысяча, – проговорила Нина Федоровна.
Максим сначала подумал, что ему послышалось. Тысяча рублей за прополку трех соток в регионе, где средняя зарплата меньше, чем общепринятый минимальный оклад? Он поперхнулся. Прокашлявшись, спросил:
– Тысячу? – Получил утвердительный ответ. – Щедрая вы женщина, Нина Федоровна.
Сказал – и продолжил трапезу. Отрезал кусок и положил в рот. Медленно прожевал. Потом проглотил. А внутри клокотало. Внутри был ураган.
«Тысячу рублей! Тысячу! Да знай я об этом, я б там и остался. Они б у меня посадили, пропололи и собрали урожай за день! И все это за тысячу рублей!»
– Это и все, что ты можешь сказать? – не унималась щедрая теща.
Макс перестал жевать.
– Деньги им на похороны, – тихо сказал он, не выказав внутренней агрессии. Сказал и забыл.
«Сука! Какая же ты сука!»
Андрюха Ткаченко вывалился из покосившегося сортира и, застегивая ширинку, засеменил к дому. Он матерился, то и дело натыкаясь в темноте на какие-то препятствия, но не это так раздосадовало мужчину. Просто он решил справить малую нужду, мать ее! Поссать! А оно ни в какую. Вот Андрюха и закрылся в сортире, чтобы разглядеть, в чем загвоздка. Разглядел, бля! Его пенис даже во время эрекции не имел таких размеров. Опухший, он был похож на переваренную сардельку.
«Трипак! Чертова шлюха заразила меня долбаным трипаком!»
Если до того, как он вошел в покосившуюся коробку туалета, у него и были колебания по поводу заразы, притаившейся у него в штанах, то, когда он начал мочиться, никаких сомнений уже не оставалось. Трипак! Андрюха почувствовал сильную резь. Ему показалось, что кто-то воткнул ему в мочеиспускательный канал раскаленный гвоздь. Но по мере убывания горячей струи гвоздь остывал, вызывая нестерпимый зуд как внутри члена, так и снаружи.
«Сука!»
Трихомоноз или гонорея, сифилис или СПИД – один хер. Для Андрюхи все болезни, занесенные от баб (что все венерические заболевания от баб, он не сомневался), были трипаком.
«Наградила, сука! Но когда?! Неужели по пьянке пригрелся? Сука! Ну, я тебе сейчас устрою! Ты у меня на карачках ползать будешь! Ты меня умолять будешь!»
С этими словами Андрюха влетел в дом. Женщина сидела у стола, подперев голову рукой. Когда дверь ударилась о стену, Тамарка подняла мутный взгляд, вздохнула и вновь опустила. Старенький кассетник «Весна» надрывался голосом Аллегровой. «Все мы, бабы, стервы», – тянул магнитофон. Ему первому и досталось. Разъяренный Андрюха смахнул «Весну» с трехногого табурета. Аппарат упал на пол и замолчал. Женщина встрепенулась, оживилась, почувствовав, что вот он, тот шанс, доказать этим козлам-мужикам, что бабы на самом деле стервы. И, не дав раскрыть рот Андрюхе, заорала: