Нечеловек
Шрифт:
«Он не должен быть одиноким – у него есть я. А что я? Что я сделал для человека, который одаривал меня заботой и любовью сразу за двоих? Что?! Кроме проблем в детстве и безразличия сейчас, – ни черта!»
– Крестный, я на днях заскочу, обещаю.
Разговор не клеился. Макс попрощался и повесил трубку.
На втором этаже у окна стояли мужчина в белом халате и молодая женщина в сером брючном костюме.
– Память о детстве, например, не может воспроизводиться так, как будто она была вчера и… В общем, воспоминания
– Вячеслав Андреич, я не совсем понимаю…
Даниленко посмотрел на заведующую как на ребенка. В сущности, она им и являлась. Лет двадцать пять? Тридцать? Только из института. Откуда ей вообще знать то, о чем он говорил?
– Танечка, – по-отцовски обратился Вячеслав Андреевич к заведующей детским домом, – мы делаем так. Ты приводишь ко мне Максима. Я провожу с ним беседу и назначаю курс лечения. С мальчиком все будет хорошо. – Он посмотрел в окно. Во дворе бегали мальчишки, а Максим Бабурин сидел на крыльце и смотрел прямо перед собой. – Жалко мальчишку.
– Да. Такое пережить… Бабушка сошла с ума, родители разбились. Как еще старуха дом не сожгла? А то бы и вовсе мальчик погиб.
– Еще неизвестно, что лучше: жить с такой раной или умереть. – Доктор развернулся, заложил руки за спину и пошел по коридору к своему кабинету.
Вячеслав Андреевич вошел в кабинет с табличкой «Детский психолог» на двери, к старенькому столу с не менее стареньким монитором на нем, сел за стол и открыл верхний ящик. В нем стоял жестяной коробок с небольшой замочной скважиной. Даниленко вставил в щель ключик и открыл чудо-ларчик. В нем лежали упаковки таблеток. Безликие квадраты фольги без названия. В каждый блестящий квадрат впаяно по двенадцать драже. По цвету и форме они не отличались от витаминов, но были куда как полезней. Выпил – и забыл, очень удобно. Долго шли к этому ученые – и вот наконец! Природа человеческих воспоминаний до конца не изучена, а вот на крысах и рыбах получалось куда как хорошо. Вячеслав шел на преступление, решив дать их мальчишке.
Даниленко полюбил мальчика с первых дней его появления в детском доме. Он намеревался не только помочь мальчишке, но и забрать его из детдома.
Надо спасать мальца. Надо.
Максим сидел на крыльце и наблюдал за детьми. Он никак не мог понять, что случилось с его бабушкой и почему мама с папой не забирают его отсюда. Нет, Максиму не было здесь плохо. Дети не очень дружелюбны, но вот врач дядя Слава и заведующая тетя Таня – они любили Максима. Ему даже иногда казалось, что они любят его больше, чем мама и папа.
– Максим, Максим! – услышал мальчик голос тети Тани и обернулся.
– Пойдем. Вячеслав Андреевич хочет с тобой поговорить. – Женщина подошла и обняла мальчика.
– Тетя Таня, а когда мои мама и папа приедут за мной?
Бедный ребенок. Женщина отвернулась, чтобы скрыть слезы. Максим у них уже около года, и каждый день – один и тот же вопрос. Вопрос, на который, отбросив гуманность, одна из работниц детдома однажды ответила малышу. Он проплакал тогда всю ночь, а наутро задал тот же самый вопрос, будто вчера никто ему ничего не говорил.
– Скоро, Максим. Скоро.
Заведующая завела Максима в кабинет к Даниленко, а сама вышла.
– А, дружочек мой! Заходи, заходи.
– Здравствуйте. Дядя Слава, может быть, вы знаете, когда за мной приедут родители?
– Да, да, конечно, сынок. Я поэтому тебя и позвал.
Мальчик плюхнулся на стул у двери. Вячеслав Андреевич взял стул, поставил его рядом с Максимом и сел.
– Представляешь, сегодня утром мне позвонил твой папа. Он попросил, чтобы я забрал тебя к себе.
– А почему вы не позвали меня? – Глаза мальчика наполнили слезы.
– Ну-ну, сынок. Не надо плакать. Они скоро приедут и заберут тебя. А пока ты поживешь у меня. Я живу один – тебе понравится. – Он достал платок и вытер слезы Максиму. – Ну, пошли собирать вещи?
Максим улыбнулся сквозь слезы.
– Пошли.
Когда зазвонил телефон, Максим вспомнил о таблетках. Черт! Услышал родной голос, и из головы вылетело! Ладно, по телефону такие вопросы все равно не решаются. Ему о многом надо поговорить с дядей Славой.
Макс поднял трубку.
– Да.
– Максим, ты можешь говорить?
«Может ли он говорить? Хороший вопрос. Может. А вот хочет ли?»
– Что случилось?
Максим спросил, чтобы поскорее отвязаться от собеседника. Он знал, что случилось и о чем она будет с ним говорить.
– Ты же знаешь, что случилось, – проворковала Леся.
– Лесенька, дорогая. Может, ты, конечно, не слышала, хотя это вряд ли, но у меня проблем с Анжелой и так выше крыши. И все из-за скверного языка…
Черт! Как он мог забыть? Вера же мертва.
– Я ведь немногого прошу, – стояла на своем Леся. – Просто поужинай со мной, и все.
– Леся…
– Я же не жениться на себе прошу.
«Это, конечно, аргумент. Это совершенно все меняет. Пойдем поужинаем. Потом переспим. И все. Никакой измены. В конце концов, она жениться на себе не просит!»
«Стоп. Где-то я слышал эти слова».
Макс подумал и снова пришел к выводу, что надо навестить старика. И ему приятно, и Максиму польза.
– Максим? Ты уснул там, что ли?
– Нет.
– Что нет? Не уснул или…
– Все! Все нет! Леся, ты понимаешь, что у меня семья? У меня есть Анжела. И как это ни странно, я ее люблю.
– Ну чего такого я у тебя прошу?! Люби ты на здоровье свою Анжелу. Просто встретимся, вспомним школьные годы…
«Которые я ни хрена не помню», – подумал Максим.
– Приходи к нам с Анжелой, и вспомним.
– Максим, ну разве я плохая?
– Леся, милая. Ты очень хорошая. Ты умная. Ты красивая. Я даже где-то завидую твоему будущему избраннику. Но я люблю Анжелу. Очень люблю, понимаешь?