Нечеловек
Шрифт:
«Почему я не экстрасенс или у меня нет сливщика инфы? Я бы узнал наверняка, что на уме у моей женушки».
Макс почувствовал прилив злости. Может, она все-таки решила пойти к родителям? Звонить им не хотелось совсем. Максим встал и только теперь заметил, что держит в руках книгу, подаренную Эллой. Несмотря на то что он прочитал ее вчера от корки до корки, Макс практически ничего не помнил из ее содержимого. Либо из-за переживаний по поводу обвинения Анжелы, либо на самом деле что-то с памятью. Дядя Слава поэтому и снабжал его этими витаминами, как он говорил,
«Завтра после работы заеду к дяде Славе и возьму побольше этих не-забудь-к-херам-собачьим-как-твое-имя».
Максим даже и не удивился бы, если бы они так и назывались. В свободной продаже их не было, а дядя Слава давал безликие блестящие упаковки без каких-либо разглагольствований по поводу названия этого чудо-средства.
Бабурин полистал книгу. Нет, прочитанное, конечно, не улетучилось бесследно; кое-какие мысли в мозгу всплывали. Максим взглянул на подпись Эллы на книге. Красивый каллиграфический почерк. Так и должно быть. В человеке, как сказал классик, все должно быть прекрасно. Даже в разбросанных по квартире Эллы вещах Максиму виделось какое-то изящество. Провел рукой по надписи. На секунду ему показалось, что место под росчерком Эллы было холоднее, чем остальная книга. Показалось. Насмотрелся «Битвы экстрасенсов». Макс улыбнулся и отложил книгу.
Дверной звонок пискнул три раза. Макс подошел и открыл дверь. Анжела натянуто улыбнулась.
«Она не хотела сюда идти», – подумал Максим.
– Я не хотела идти домой, – подтвердила его опасения Анжела. Она не спешила заходить. Просто прислонилась к дверному косяку плечом и устало посмотрела на мужа. – К родителям хотелось идти еще меньше.
– Ну, раз уж ты пришла, может, войдешь? – Максим попытался пошутить.
Анжела вошла. Макс закрыл дверь и принял у нее плащ.
– Я ужин приготовил.
– Спасибо, Максик. – Анжела надела тапочки и пошла в гостиную.
– Я что-то не понял, мы есть будем?
– Нет, Максик. Я не хочу. Иди, ужинай без меня. – Она села на диван, подобрав под себя ноги.
Макс сел рядом и рефлекторно взял книгу в руки.
– Вера умерла.
Книга выпала из рук.
– Как?
– Ее убило током, через полчаса после того, как ты вышел из курилки.
Максим посмотрел на Анжелу. Женщина ждала чего-то от него.
– О чем ты с ней говорил?
«О чем? О чем… А действительно, о чем?» Макс ничего не помнил. Он вошел в курилку и… следующее, что Макс помнил, – он входит в подъезд.
– Максим? О чем ты говорил с Верой Михайловной?
– Спросил у нее, с чего она взяла, что я был у Эллы, – произнес Максим.
– Да об этом весь магазин говорит! Она просто мне рассказала, что услышала сама! – Анжела уже кричала.
– Даже если так. Почему ты спрашиваешь
Анжела отвернулась к окну.
– Нет, конечно. Просто… Навалилось как-то на нас…
Максим обнял жену. Она повернулась к нему.
– Мы справимся, – прошептал Макс.
– Мы справимся, – ответила Анжела.
В час ночи Максим проснулся. Аккуратно, чтобы не разбудить, вынул свою руку из-под головы Анжелы. Прошел в зал. Книга лежала на полу. Он взял ее и пошел на кухню.
Книга была закрыта, только когда зазвенел будильник.
Макс вбежал в открытые ворота электроцеха и направился к раздевалке. Он опоздал.
– Бабурин! – услышал Максим голос начальника цеха.
Парень подошел к кабинету и заглянул в открытую дверь. Авдонин всегда ее открывал – хотел быть в курсе, кто и когда заходит в цех. Макс вошел. Петр Сергеевич сидел за столом напротив входа. Слева от него стоял инженер Гордей Кроткий – непосредственный начальник электриков. Столь удачное сочетание имени и фамилии скорее подходило для персонажа какой-нибудь пародийной комедии. Но, по мнению Макса, тайна происхождения имени инженера была куда как прозаичней. Папа Гордея, получив в наследство звучную фамилию, наверняка был центром внимания. Вот и решил юморист, чтобы, не дай бог, задиры не пропустили его сынулю, дать ему не менее звучное имя. Чтоб наверняка.
Макс подошел к столу начальника цеха.
– Тут такое дело, Максим Станиславович. – Петр Сергеевич всех в цехе называл по имени-отчеству, даже восемнадцатилетнего лоботряса Серегу Жилина. – Гордей Филиппович, ты ему не звонил вчера? – обратился он к Кроткому.
– Да совсем зашился, некогда мне вчера было.
– Эх, не того мы… В общем, так. Сократили тебя, Максим Станиславович.
Макс не знал, чего они от него ожидали, но челюсти у них отвисли, когда он молча развернулся и вышел из кабинета.
Бабурин собирал вещи в пакеты, найденные тут же, в раздевалке. Гордей Кроткий стоял в проеме двери, скрестив руки на груди.
– Что смотришь? Чтоб лишнего не прихватил? – Макс считал, что в его сокращении есть вина Гордея Филипповича. Небольшая, но есть.
– А ты думал, что я напишу на сокращение Ивана Михайловича или Сережку? – спросил Кроткий, будто прочитав мысли Максима.
– Да ты бы и Михалыча уволил! В следующее сокращение кого ты выберешь: Михалыча или Сережку? Можешь не отвечать. Михалыч свое отслужил, а Серега молод, полон сил. Так?
– Так. – Гордей улыбнулся.
– Да ни хера не так! Ты уволишь Михалыча, потому что ты гребаный жополиз. А у Сережки как раз есть папа, которого ты очень ценишь. Только вот он тебя не хочет замечать. Кто он? Зам генерального. А ты уволь его бездельника-сына, и он сразу обратит на тебя свое драгоценное внимание.
– А ты чего от меня ждал?! Два дня тебя на работе нет! Этот, как ты говоришь, бездельник хотя бы на работу выходит.
– Я у тебя отпрашивался, – сквозь зубы проговорил Максим.