Нечеловек

Варго Александр

Максим кивнул и подумал, что фамилия этого крепкого мужчины – не цвет, а положение в жизни. На объекте поговаривали, что сорокапятилетний прораб за двадцать лет трудовой деятельности построил около десятка объектов в Московской и Ленинградской областях. Но это не самое главное. Фишка в том, что Георгий Федорович параллельно с объектом хозяина возводил небольшой, но стоящий денег дом себе. Немного прикинув, нетрудно сказать, что Георгий Федорович Бурый на пенсию себе уже заработал. Забурел, так сказать.

– Ты б этого лоботряса до работы не допускал. Пока. – Бурый провел рукой по седому ежику и устало улыбнулся.

– Да

он и так на подхвате.

– Ну, смотри. – Георгий Федорович встал и подошел к выходу. – А то мне кажется, что он еще что-нибудь натворит.

Когда Бурый закрыл за собой дверь, Максим достал телефон. Надо бы позвонить Анжеле. Что-то затянулось ее восстановление. Он скучал, очень скучал. Максим набрал номер жены. Номер заблокирован… Он нажал отбой.

Максим налил чаю и включил телевизор. Сюжет о взрыве в квартире в центре Салимова сменился репортажем о захвате заложников в каком-то южном городке. Макс отпил чаю. Остыл. Но его это не трогало. Даже происходящее на экране пролетало мимо его внимания. Мысли были далеко. Он думал об Анжеле.

Набрал еще раз. Давил на каждую цифру медленно, будто ожидал, что такой тщательный набор улучшит связь. Тот же электронный голос. Может, она сменила номер? Он положил телефон на стол и посмотрел на экран. Новости закончились. На экране появились гусары. Анонс киноленты. Появилось название фильма. «Денис Давыдов». Давыдов! Как он мог забыть? Олег! Максим схватил телефон и набрал номер друга. Гудки. На мгновение Максу показалось, что дама с электронным голосом сидит, выжидает и сейчас скажет слова, раздражающие многих. Но этого не произошло. Раздался щелчок. Сонный голос Олега произнес:

– Да, я слушаю.

– Олег, это я. Бабурин.

– А, Максик. Привет. А что это за номер у тебя?

– Местный взял. Слушай, ты Анжелку давно видел?

– Да, давненько уже.

«Врет», – подумал Максим, но вслух сказал:

– Олег, у нее не отвечает телефон. Ты не мог бы связаться с ней и попросить перезвонить мне?

– Конечно, дружище.

«Конечно, дружище», – передразнил мысленно Максим.

– Как ты там? – спросил Олег.

«А действительно, как я тут? Херово я тут!»

– Сносно, – ответил Максим.

Распрощавшись с Олегом, он выключил телевизор и вышел из домика.

* * *

Олег отключил телефон и посмотрел в сторону душевой кабинки.

«Зачем я ему соврал? Ведь я видел ее. Я вижу ее каждый день».

Он не хотел так, такой ценой. Если года три назад Давыдов только об этом и думал, то сейчас… Нет, Олег рад, очень рад тому, что Анжела теперь с ним, но за три года Макс стал Давыдову настоящим другом.

«Другом, о которого ты, не задумываясь, вытер ноги», – подливал масла в огонь внутренний голос.

Кабинка открылась, и оттуда вышла обнаженная Анжела. Она медленно, как-то лениво взяла полотенце и завернулась в него. Взяла второе, поменьше, и намотала его на голову, словно чалму.

– Олежа, я у тебя похозяйничаю?

– Конечно, любимая. – Это вырвалось само собой. Они очень сблизились за последние два дня. Даже очень. Поэтому-то Олег и считал, что вправе называть ее так. А она, в свою очередь, вправе хозяйничать в его логове.

Мысли о предательстве друга не покидали Олега. Но как только Анжела легла рядом и поцеловала его, мысли куда-то делись. Вообще все.

* * *

Он ненавидел

всех. Начиная от отца, избивавшего его, и заканчивая этим заносчивым сукиным сыном Бабуриным. Даниил знал его два дня, а ненавидел почти так же, как отца. Отец… Даниил боялся и ненавидел его. Нет, его отец, с точки зрения парткома, профкома и еще чего-то там, был, конечно, идеальным человеком, незаменимым работником и прекрасным отцом и мужем. Он не пил, не курил, был активистом. Это все на работе, на людях… дома же он был тираном. И вот взгляд Максима напомнил Даниилу взгляд Хабалова-старшего. Точь-в-точь. От этого взгляда Даниилу казалось, что он и сейчас готов намочить штаны, как много лет тому назад. Лучше уж провести день на высоте в двенадцать метров над землей, на шаткой конструкции, чем в компании бригадира. Даниил очень боялся высоты, но куда как больше он боялся этого взгляда.

За мыслями об отце и Максиме Хабалов даже и не заметил, как поднялся на последнюю площадку. А это значило, что он находится на достаточной для себя высоте, чтобы умереть только от взгляда вниз. Он шел, смотря прямо перед собой. С каждым шагом конструкция раскачивалась, доски прогибались. Злополучный отросток никому не нужного провода, казалось, был на краю Вселенной. Даниил уже видел его. Вот он – по правую руку. Хабалов собирался повернуться к нему, но ноги не слушались, и он продолжил путь по ненадежным лесам. Вот уже край, за которым смерть. Сердце колотилось, заглушая крики людей снизу. Даниил подошел к краю и через мгновение шагнул вниз.

* * *

Максим что-то почувствовал. Скорее услышал. Звук. Будто разбился арбуз. Макс стоял в санузле хозяйской спальни. Ему показалось, что этот самый арбуз разбился где-то на улице. Максим вышел на балкон. Посмотрел вниз, во двор – двое рабочих, укладывающих тротуарную плитку, задрали головы вверх и что-то кричали. Макс проследил за их взглядом и увидел стоящего на краю лесов Хабалова. Даниил смотрел прямо перед собой и не обращал внимания на окрики.

«Что этот алкаш еще задумал?»

Хабалов сделал шаг вперед, в пустоту, в никуда. И вот тут раздался тот звук, который услышал Максим еще пять минут назад.

«Ублюдок!!! Ну почему он это сделал сейчас? Уехал бы к себе да прыгал бы там с крыши! Урод!»

Максим не мог сдержаться. Он готов был подбежать к трупу (сомнений быть не могло – Хабалов был мертв) и пнуть его по ребрам.

«Какая-то черная полоса, – думал Макс. – Жирная черная полоса, которой конца и края не видно».

Он медленно вышел из дома. Вокруг Хабалова собрались люди. Бурый стоял спиной. Максим подумал: все-таки его фамилия означает и цвет лица. По крайней мере, шея и затылок под короткими седыми волосами Георгия Федоровича стали серо-красными, даже как-то ближе к коричневому. Если бы Максим не видел до этого его натуральный цвет кожи, близкий к цвету рыбьего брюха, то, пожалуй, решил бы, что перед ним очень загорелый человек. Этот вмиг загоревший человек стоял молча. Пока молча. Рабочие переводили взгляд с прораба на застывшего в неестественной позе Хабалова. И тут Бурого прорвало. Украинская мова вперемешку с русским матом и кое-где вставленное словцо (надо полагать, тоже нецензурное) на узбекском быстро привели в чувства собравшихся. Все забегали. Но пользы это приносило ровно столько, сколько приносят тараканы, бегающие по столу под светом электрических ламп.