Нечестивый город
Шрифт:
– Философию?
– Да, сударь. Философию. Они утверждают, что получив свои пенсии, тут же начнут их тратить, и мы, более молодые люди, должны будем работать как шальные, чтобы удовлетворить их потребности.. Такая бешеная работа приведет город к неслыханному процветанию и избавит нас от безработицы. Мы даем им деньги на приобретение продуктов нашего труда; а они радостно и беззаботно тратят эти деньги, чтобы мы всегда были при деле.
– Скверная история. И власти не предпринимают никаких мер?
– Видите ли, сударь, тот самый молодой политик, о
– План «Взашеификации» очень похож на план Вышвыризации, – заметил я.
– Да, – подтвердил Руиз, – у них есть общие черты. Оба плана очень хороши. Я их полностью поддерживаю.
– Но поддерживают ли жители Хейлар-Вея план Взашеификации? – поинтересовался я.
– О, конечно. Несколько месяцев назад один из крупнейших еженедельников провел опрос общественного мнения по этой проблеме, и, когда голоса были подсчитаны, выяснилось, что лишь семь миллионов человек несогласны с планом, тогда как двадцать три миллиона его поддерживают. Специалисты проанализировали результаты голосования и убедительно показали, что семь миллионов противников плана – это члены Союза Престарелых и их ближайшие родственники.
Мы сидели в такси и долго, долго ждали, пока Союз перейдет Калле Гранде. Я обнаружил, что в нашей машине есть радиоприемник, и от нечего делать стал крутить ручки.
Сначала слышались только шум, треск и визг, потом я уловил обрывок какой-то мелодии и крутанул более решительно. В ту же секунду из приемника полилась красивая, звучная и энергичная речь, в каждое слово произносилось четко и с самой убедительной искренностью. «Лжец и предатель! – вешал чудесный голос. – Негодяй и мошенник! Злодей и развратник! Ублюдок и сукин сын!..»
Я вопросительно посмотрел на Вика Руиза.
– Это один из хейларвейских проповедников перечисляет недостатки какого-то политического деятеля, – пояснил он.
– Он, кажется, не стесняется в выражениях, – заметил я.
– Нисколько не стесняется, – согласился Руиз. – Покрутите еще, сударь, и попробуйте поймать органную музыку. Примерно в это время иногда передают Баха вместе с рекламой туалетной бумаги, – я только забыл, по каким дням.
Я снова взялся за ручки и через минуту действительно наткнулся на финал фуги ля минор. Дут-ди – да, – звучала фуга. – Дут-да, дут-да, дут-да-ди-да-а! – Но она вскоре прервалась, и началась реклама.
– О, выключите эту гадость! – воскликнул Руиз, и я удовлетворил его просьбу.
Потом процессия Союза Престарелых закончила наконец переход улицы, и дорога освободилась. Водитель завел мотор, включил максимальную передачу, и мы снова неслись на скорости сто семьдесят две мили в час.
Но не проехали мы и двадцати минут, как водитель опять резко нажал на тормоза, мы опять почувствовали запах горелой резины, и машина остановилась. В очередной раз мы выглянули из окна, и в очередной раз Калле Гранде пересекала огромная процессия, растянувшаяся по меньшей мере на версту от одного тротуара до другого. Участники процессии несли факелы, рекламные щиты и транспаранты; они беспрерывно пели и выкрикивали лозунги.
Я снова вопросительно взглянул на Вика Руиза.
– Сударь, перед вами Национальная Федерация Безработных, – сказал Руиз.
– Они хотят денег? – спросил я.
– О Господи, конечно!
– Они проводят митинги, произносят речи, угрожают политикам, распространяют листовки, пишут в газеты, готовят заговоры и устраивают марши?
– Да, сударь, именно так они поступают.
– И существует план решения этой проблемы?
– Да, сударь, существует.
– Его разработал тот самый молодой политик?
– Да, сударь, именно он.
– Как называется этот план, господин Руиз?
– Он называется Ultima Ratio Regum 1, сударь.
– И он предполагает арест и выселение Безработных?
– Нет, сударь, он предполагает их истребление.
– И семь миллионов человек выступают против этого плана, а двадцать три миллиона поддерживают его?
– Совершенно верно, сударь.
– Послушайте, господин Руиз, я не очень силен в математике, не могли бы вы разъяснить мне эту ситуацию: семь миллионов человек выступают за то, чтобы дать деньги Ветеранам, еще семь миллионов – за то, чтобы дать деньги Престарелым, и еще семь миллионов – за то, чтобы дать деньги Безработным. В каждом случае двадцать три миллиона выступают против. Сколько же всего человек получается, господин Руиз?
– Не знаю, сударь, – признался он. – Я знаю только одно: мы должны поторопиться с нашей вакханалией.
– Почему?
– Потому что тигр рыщет по Хейлар-Вею.
– Ладно, – согласился я, вытягивая ноги и откидываясь на спинку сиденья. – Это мне вполне подходит. В конце концов я всего лишь гость в вашем городе, меня не интересуют проблемы ваших Престарелых, Безработных и Ветеранов. И какое мне дело до тигра, который тут рыщет? Он не имеет ко мне ни малейшего отношения. Меня интересует одно: хорошо провести сегодняшний вечер. Я всего лишь случайный странник, посторонний, и хочу только развлечься. Давайте же поспешим с нашей вакханалией!
И я взял переговорное устройство и крикнул водителю:
– Скорее! Скорее!
Потом, вспомнив кое-что из своего личного опыта, я сказал своему спутнику:
– Вакханалия или развлечение, что, собственно говоря, одно и то же, имеет некоторые общие черты во всем мире. Главные его компоненты – вино и женщины. Я не в силах передать вам, господин Руиз, как дивны были упоенные вином женщины Абалона – моей маленькой родины, – и как весело я там проводил время. Если этот огромный, чудовищный, нечестивый город подарит мне более яркие впечатления – тогда это поистине волшебный город.