Нечистая, или сестры Медузы
Шрифт:
— Не сказал бы. У меня есть некоторые черты, приписываемые мужчинам. Например, голос. Все из-за Ульриха. Он меня придумал таким.
Его голос был спокоен, словно, он не имел к ним никакого дела, но все же чувствовалось, что ему нужно кому-то пожаловаться, возможно, даже исповедоваться. И если бы они направились к выходу, коробка покатилась бы за ними, ибо кот — неблагодарный слушатель, от которого не получишь ни грана ожидаемой реакции.
— Ты в курсе, что ты всего лишь проявление его неукрощенной силы? Стоит ему понять — кто ты, как этот балаган
— Очень сомневаюсь. Боюсь, он продолжит себя уничтожать. Он занимался этим на протяжении 8 лет. Всего лишь 1 день в год, но какой эффект. Он узнает, кто я, и этот день превратится в вечность.
— Ты не можешь этого знать.
— Я — его персонифицированная совесть, этакий сосуд боли. Кому как не мне это знать? — повысила голос сущность. — он превратил эмоцию в личность и дал ей нож с тупым лезвием. Когда-нибудь его тоненькая шея все-таки сломается. Надеюсь, это случится совсем скоро. Мне надоело быть использованной не по назначению. — Я Сила под маской Совести. И лучше с меня ее не срывать!
Коробка кубарем покатилась к выходу. Эвриала преградила ему выход и придавила сверху сапогом.
— Если ты такая могущественная, то почему наш ящик Пандоры оказался тебе не по зубам? — спросила она, уставившись на коробку. В ней вздохнули.
— Как только Ульрих узнает, кто я, стены этого ящика перестанут для меня существовать. С другой стороны, если он решит, что его сила может быть упрятана в эту коробку, так тому и быть. Я как колесо, которое крутит само себя, но при этом корректируется ветром.
— То есть… — задумалась Эвриала. — Если он решит, что ты жуткий клоун с бензопилой, который получает удовольствие от кромсания людей, ты им станешь?
Cфено шикнула. Она махнула головой в сторону спальни, в которой лежал Ульрих, всем своим видом как бы говоря «не подавай идеи этому чудовищу».
— Именно. Поэтому ему лучше бы узнать, кто я. Иначе он может снова приписать мне выдуманный образ и тогда мне придется ему соответствовать.
Девушки переглянулись. Голос из шкатулки звучал спокойно и даже устало, с легкой примесью печали и, как показалось, Эвриале, сочувствия.
Они и раньше сталкивались с ведьмаками и ведьмами, как их продолжает обзывать общество, накопленная нереализованная энергия которых, находила выход в образах из их кошмаров, страхов и желаний.
К сожалению, у неконтролируемой Силы есть большой недостаток — любую мысль своего хозяина она может воспринять, как призыв к действию, любой образ, всплывший в его сознании, может быть подхвачен и напялен на себя Силой.
Она как маленький ребенок, который хочет хоть чем-то помочь своим родителям. Они раз за разом говорят, что ему еще рано играть с такими вещами, что его помощь пока не требуется, и тогда он сам берется за свое воспитание, и сам пытается учиться, хватаясь за все те вещи, которые родители оставили без присмотра. Любая мысль, не спрятанная на крышке шкафа, любая, до которой можно дотянуться, может быть использована Силой.
— Снова? Какой
— Медузы.
— Горгоны?
— Иногда и ее тоже. Но это из-за ассоциаций. Слушайте, когда хозяин проснется, я могу начать вести себя непредсказуемо. Не обессудьте. Я тут не причем. Виновато его воображение.
Повисло молчание. Они ждали, когда он ответит на их вопрос. Формально он ответил, но ответ был неполным, пока он не прошептал:
— Сестры.
— Мы не сестры, но да, родственники. — Сфено опустила ладонь на плечо Эвриале. Та ответ слегка приподняла уголки губ.
В коробке кашлянули.
— Я имела в виду не это. Все это время я носила образ его сестры.
Это было что-то новенькое.
Они не знали, чему удивляться больше. Тому, что мужской голос говорит о себе в женском роде, или тому, что он сообщил. Конечно, версию о призраке его бывшей они выдумали в процессе обработки клиента, так как он еще не был готов к тому, чтобы воспринять правду о себе.
— Разве Ульрих не рассказывал вам о своей сестре? Конечно, не рассказывал. Он ведь ее убил.
Из соседней комнаты донесся тихий стон и шуршание.
— Думаю, я смогу его некоторое время удерживать. — спокойно произнес голос. — Странно. Чем меньше он меня неосознанно контролирует, тем меньше мне хочется вас прикончить.
— Стоп. Ты можешь воздействовать на него сквозь ящик Пандоры? Тогда почему она удерживает тебя? — Сфено медленно вышагивала от одной стены комнаты к другой, перекатывая пальцами флешетту, так что вверху оказывался то, один, то другой её конец.
— Кажется, мы это уже проходили. — вздохнул голос. — Он верит в вас. И пока он уверен, что вы способны меня одолеть, способны обуздать выдуманный им призрак сестры, вы будете побеждать. Да, все непросто. Он контролирует меня. Я контролирую его.
— Постойте-ка. Никто не хочет обсудить, что только что Сила, она же Совесть с мужским голосом, нам сказала? — вмешалась Эвриала.
— Иногда у меня женский голос. Голос его сестры.
— Вот это я и хочу обсудить. Ты сказал, он убил свою сестру.
До них снова донеслись стоны и бормотание. Коробка шелохнулась.
— Не в прямом смысле.
— Не знала, что у Совести знает, что такое аллегория.
— Это не аллегория. Совесть знает только мучительную правду. И я поведаю вам ее, хотите вы этого или нет. Усаживайтесь поудобнее и слушайте.
— Постойте! — Эвриала вытянула руки вперед в останавливающем жесте, будто собираясь сдерживать толпу. — Я поняла, почему ты являлась к нам в моем образе, почему пыталась вытолкнуть меня из тела.
— Потому что я неприрученная Сила, черпающая вдохновение в сознании своего хозяина. — устало произнес голос. — Ты ему нравишься.
Коробка сделала несколько переворотов. Они дернулись было ее ловить, но на середине комнаты она остановилась. Внутри нее откашлялись. Наступила пауза, которая рождала в воображении притихший перед началом спектакля зал.