Нечто из Рютте
Шрифт:
– Красивое, – заметил он.
– Ламбрийское. У них все красивое.
– А почему так?
– Не знаю, – ответил солдат. – У них всегда все красивое. Наверное, земля такая.
– Какая? – Ёган залез на коня и поместил седло позади себя. – Вы там были, господин?
– Бывал.
– И как там?
– Там красиво. Горы, долины, дожди, много солнца, много рек. Все растет, все цветет. День-два пути до моря.
– Прямо рай там.
– Прямо рай, – согласился солдат. – А города один богаче другого. И все время воюют
– А чего воюют? Чего хотят?
– Не знаю. Благородным всегда чего-то не хватает. То земель, то денег.
Так, за разговорами, они доехали до монастыря. Широкий, приземистый, со старыми стенами. Монастырь был, как говорится, намоленный.
«Стены толстые, но не высокие, локтей двадцать. Башен нет, рва нет. Ворота дубовые, на железной петле, но петли в кладке ходят. Три-четыре удара бревном – ворота вывалятся, хотя останутся целыми. Две сотни еретиков за два часа взяли бы этот монастырь, а они монастыри любят. В них всегда есть чем поживиться», – размышлял солдат.
У ворот, на бревнах и пеньках, сидели люди. В основном бабы с детьми, но были и мужики. Все хворые и один увечный, с замотанной в окровавленную тряпку рукой. Его поддерживал мальчишка.
Ёган спрыгнул с коня и постучал в дверь, открылось небольшое окошко.
– Моему господину нужно к брату-лекарю, – сказал он.
Ворота распахнулись, и солдат въехал во внутренний двор монастыря. Толстый монах закрыл за ними ворота.
– Отец, а когда отец Ливитус посмотрит раны моего господина? – спросил слуга у монаха.
– Братья трапезничают, – сообщил тот, – а после будет молебен, а после он вас примет. До вечера примет.
– Мы приехали из Рютте, нам бы до вечера обратно успеть. Может, позовешь отца Ливитуса? – заискивающе произнес Ёган.
– Сын мой, сюда все приезжают издалека. Всем нужен то отец Ливитус, то брат Иорис. А у нас сейчас трапеза, а затем молебен, – монотонно и пискляво бубнил монах. – Хотите, станьте под навес и ждите. Я и так пустил вас внутрь, хотя все страждущие ждут за воротами.
Волкова взбесил этот монах. Возможно, потому что под промокшим плащом, под холодной кольчугой боль в плече заметно усилилась. Он подошел к монаху, наклонился, схватил за шкирку и произнес прямо в лицо:
– Будь добр, жирный брат мой, сходи за отцом-лекарем и скажи, что человек, который получил ранение в схватке с дезертирами, просит его помощи. А иначе этот человек слезет с коня и тебе самому потребуется помощь отца Ливитуса. Ты понял, брат мой?
Монах скорчил елейную физиономию, закатил глазки и смиренным голосом ответил:
– Сын мой, а стоя перед вратами обители Господа нашего, что ты скажешь привратнику, когда спросит он тебя? А не обижал ли ты служителей Господа?
– Мой жирный брат, я отвечу привратнику, что почти двадцать лет воевал с еретиками и пару десятков их отправил в преисподнюю. А кости я переломал только одному жирному, спесивому монаху,
– Не пойду я, господин, в трапезную. Пусть ваш холоп сам за Ливитусом идет, – ответил монах и обиженно ушел.
Ливитус был стариком лет шестидесяти, не утратившим в свои года зубов и рассудка. После того как Ёган и совсем молодой монашек помогли Волкову раздеться, отец Ливитус стал трогать и мять плечо. Он поднимал его руку вверх, отводил в сторону, чем причинял солдату боль. Но тот терпел.
– Да, господин, кто же вас так крепко приложил? И, главное, чем?
– Секирой.
– Секирой? И вы выжили?
– Я был в кирасе и бувигере. Знаете, что это?
– Хе-хе-хе, знаю, господин рыцарь, знаю.
– Я не рыцарь. Я простой солдат.
– Ах, вот как. Алчущий сольдо. Брат-солдат.
– Да. Брат-солдат.
– Ну, что ж сказать. С плечом у вас не все так плохо, как казалось.
– А что, могло быть хуже?
– Осколочный перелом намного хуже. Но хорошего у вас тоже мало. Повреждена суставная сумка. И, кажется, вам, брат-солдат, придется искать другой хлеб, ибо ни щит, ни лук так хорошо, как раньше, вы держать больше не сможете. – Он повернулся к молодому помощнику. – Связывающую тугую повязку на ключицу и плечо и примотать к торсу. Бодягу и выварку шиповника с райской кашей под повязку каждый день. Покажи слуге господина солдата, как накладывать повязку, а я посмотрю ногу.
Молодой высокий монашек с огромными глазами смотрел на солдата с благоговением и начал учить Ёгана, как накладывать повязку. А отец Ливитус, осмотрев ногу, спросил:
– Кто шил? Чем обрабатывали? И зачем рану смазывали дегтем с медом? Вы ж не лошадь. Чем присыпали?
– Чистотелом, – ответил Ёган.
– А шил ты? – спросил монах у Ёгана.
– Не-е, девка одна, дочь трактирщика.
– Молодец девка, дочь трактирщика. Замуж ее возьми.
– Да я уже женат.
– Слава богу, рана не воспалилась. Добрый знак, – сказал монах. – Дегтем мазали? Наверное, коновал насоветовал. Это лишнее, брат Ипполит даст мазь, и ждем три дня. Если жара не будет – значит, все хорошо.
– Я смотрю, вы сведущи в ранах, – заметил солдат, левую руку которого брат Ипполит затягивал широким бинтом.
– Сын мой, как и вы, я ел солдатский хлеб. Правда, солдатом не был. Сначала я собирал раненых, а потом стал помощником лекаря. Так что ран я повидал достаточно.
– Думаю, вы преуспели в медицине.
– Почему вы так думаете?
– К вашим годам вы сохранили все передние зубы и выглядите бодрым.
– Избегайте излишеств, сын мой. Не ешьте, когда не голодны, не пейте вина и пива допьяна. Ну, а зубы… Крепкая нитка, мел, мята и щетка. Ну, и сарацинская вода. Чистить два раза в день, и ваши зубы доживут до моих лет. Если, конечно, до моих дней доживете вы, что с вашей работой маловероятно.