Нечто зловещее
Шрифт:
Я приподнял бровь.
— Ты готов?
Он оставался неподвижным, но я мог сказать, что ему было любопытно, что я собирался предложить.
— Когда вы с мамой купили «Старый Мост», ты отдал ей пятьдесят один процент собственности, чтобы никто не смог ее забрать, если ты не выполнишь одну из ваших других схем. Что ж, теперь эти пятьдесят один процент принадлежат мне. О, и я также должен поставить тебя в известность, что любое новое оборудование, приобретенное за последнее десятилетие, принадлежит моей компании. И я расторгаю твои договоры аренды.
Красные
— Если только… О, точно, сделка. У тебя есть один из трех вариантов. Первый: ты позволяешь мне выкупить твою долю, а сам уходишь с приличной суммой налички, и я тебя больше никогда не увижу. Второй: ты сохраняешь свои сорок девять процентов — с оговоркой, что они завещаны мне в твоем завещании — и продолжаешь получать ежемесячное пособие, равное тому, на что ты сейчас живешь. Ты даешь мне банковский счет, чтобы я положил его на него, ты уходишь, и я тебя больше никогда не увижу. Или третий: ты отказываешься от первого и второго вариантов, и я ухожу с твоими сотрудниками, значительной частью твоего оборудования, приличным списком твоих клиентов, и я никогда тебя больше не увижу.
— Звучит справедливо, — прокомментировала Мэгги со своего места на кухне, ее слова звучали приглушенно, потому что она только что откусила большой кусок банана.
— Спасибо, детка.
— Называю вещи своими именами.
— Что ж, давай покончим с этим, — предложил я, указывая на Финеаса.
— Веди себя хорошо, осел. Или в следующий раз я зашью тебе рот, как ведьме в том потрясающем фильме о Хэллоуине.
Мэгги снова взмахнула рукой и откусила еще один огромный кусок от своего банана.
— Что это будет, Финеас? Один, два или три? И если Мэгги снова придется заткнуть тебе рот, я выберу для тебя три. О, и чтобы внести ясность, не думай, что из-за того, что я так сильно люблю «Старый Мост», я блефую насчет того третьего варианта. Видишь ли, я бы предпочел уйти, зная, что ты разорен, чем быть твоим мальчиком для битья.
— Ужасная традиция, — вмешалась Мэгги. — Но мне скорее нравится идея, что Финеаса выпорют за все то, за что я должна быть наказана.
Я проигнорировал ее, потому что все, что я должен был сказать, квалифицировалось бы как разговор в спальне, и я не собирался позволять этому мудаку запятнать какую-либо часть моей жизни с моей маленькой ведьмой.
— Я жду, Финеас.
— Первый, — прохрипел он.
— Что он выбрал? — позвала Мэгги с кухни. — Я не очень хорошо тебя расслышала.
— Первый! — проревел он. — А теперь выпустите меня отсюда на хрен!
— Грубо, — фыркнула Мэгги, и я подавил улыбку.
Если она думала, что я не знаю, что она делает, то она была такой же сумасшедшей, как и звучала.
Я подошел к входной двери и открыл ее, затем Мэгги выпустила его из своей магической хватки.
Он, спотыкаясь, сделал несколько шагов, остановился, чтобы не упасть, затем проковылял еще несколько шагов вперед.
Я нетерпеливо фыркнул, когда Финеас
Следующее, что я осознал, мир замедлился, чтобы я мог наблюдать за тем, что произошло дальше, в замедленной съемке, убедившись, что каждую секунду ощущаю ужас в своих костях.
Финеас протянул руку, и когда его рука поднялась, он держал большой нож с деревянной разделочной доски на кухонной стойке. Затем он набросился на Мэгги, и, застигнутая врасплох, она попыталась спрыгнуть с островка. Ее нога зацепилась за табуретку, и она упала вперед в тот самый момент, когда Финеас метнул нож.
Мир разогнался до полной скорости, когда Мэгги издала леденящий кровь крик. В два шага мои руки обвились вокруг шеи Финеаса, и я поднял его с пола, так что его ноги дико болтались, пока он боролся с моей хваткой. Я не обратил на него никакого внимания, крича в свой телефон, звоня в 9-1-1.
Финеас обмяк, и я отбросил его в сторону и опустился на колени рядом с Мэгги.
Оператор сняла трубку, и я вкратце рассказала ей, как осматривал свою девочку, перечисляя все ее травмы. К счастью, кроме большой колотой раны, их было немного.
Она держала нож, который был воткнут ей в бедро, чтобы он не двигался. Ее голубые глаза были полны ужаса, и у меня сжалось в груди. Я мог видеть, как сильно она хотела вытащить лезвие, но, не зная о повреждении, было лучше позволить врачу удалить его. Что не оставляло мне ничего другого, кроме как смотреть, как она лежит там, испытывая мучительную боль.
Ее дыхание было затрудненным и неглубоким, но я предположил, что это было из-за того, что она пыталась не позволять движению груди смещать мышцы на бедре.
— Ты можешь вылечить это? — спросил я, надеясь, что она просто была слишком не в себе, чтобы самой додуматься до этой идеи.
— Нет, не зная масштабов ущерба. Мне нужно снова зашить рану, и без дополнительной информации я могу пропустить рану, и она просто зарастет и заразится.
— Что-нибудь еще? — взмолился я, хватаясь за соломинку, потому что видеть, как ей больно, разбивало мне сердце.
— Я убью этого ублюдка, — процедила она сквозь стиснутые зубы.
— Я бы предпочел, чтобы ты не попала в тюрьму за убийство, — прохрипел я. Пытаясь разрядить обстановку, я добавил: — Ты можешь приказать зарезать его на тюремном дворе.
— Было бы веселее думать о том, что он проживет остаток своей жизни в качестве чьей-то сучки, — выдохнула она.
— Постарайся выровнять свое дыхание, детка.
Я провел пальцами по ее шелковистым прядям, думая о том, как сильно ей нравилось это ощущение, и был вознагражден легким изгибом ее губ.
Завыли сирены, становясь все громче по мере того, как они мчались по улице.
— Черт, как больно, — пробормотала она, затем секунду пыталась дышать, прежде чем закашляться.
Кашель был глубоким и сухим, заставив ее тело содрогнуться, и крик вырвался из ее горла.