Неделя холодных отношений
Шрифт:
– Всё равно – режим. Юрке тоже с утра нужно будет на понедельник уроки делать. Много задали?
– Пап, ты чего?! У нас же сегодня каникулы начались! Уроков-то никаких и не будет!
– Ладно, тогда просто так на кроватях своих поваляйтесь, книжки почитайте. Марш из-за стола!
И он сделал страшное лицо, закатив глаза и оттопырив себе уши руками. Мальчишки дружно завизжали.
В маленькой комнате было тепло, даже жарко, но младший всё же решился напоследок покапризничать.
– У меня подушка холодная!
– Сейчас
Закрыв молочным стаканом почти пол-лица, Димон пыхтел и выглядывал из-за него лукавым глазом.
– Папа, а почему у тебя трубочка такая тоненькая?
– Какая?
– Вот, на ухе.
Горячими пальчиками Димон потрогал его за самый краешек уха.
– Ты считаешь, что она у меня тоненькая?
– Да, у дядьки-то в автобусе была то-олстая!
– Всё, давай спи. Завтра гулять пойдём, санки возьмём, на горку сходим.
Младший уютно поворочался на подушке.
– А мама скоро приедет? Почему её так долго с нами нет? Она в командировке в Польше или во Владивостоке?
– Да, в Польше, в Польше….
Из своего угла, из-под света лампы отозвался и Юрка.
– А в школе нам сказали, чтобы у всех мамы пришли на родительское собрание после каникул.
Действительно, батареи жарили вовсю, но его отчего-то знобило…
– Папа, а ты сейчас грустишь?
– Нет, ты что! Просто думаю.
– Ты, папа Толя, не грусти, нам ведь с тобой завтра на горку идти, нужно, чтобы там всем весело было.
….В пустой большой комнате телевизор бормотал что-то про пенсии.
Он собрал тарелки, поставил их на угол стола, залпом, из горлышка, допил своё пиво, опустился на диван и, прикрыв кулаком большой рот, тихо заплакал.
Прав был старик, когда говорил, что морякам со своими женами нужно быть аккуратными. Они тогда в Атлантике механика с мурманского траулера искали, пропал мужик внезапно посреди океана, вышел как-то вечером на палубу покурить и всё, с концами. Только письмо из дома у того механика в каюте, на подушке, осталось, нехорошее такое письмо….
Знал, наверно, ещё и в те времена Ефим Маркович, что именно полезно посоветовать ему, простому мотористу, да вот только он-то его не послушал.
«Не женись!».
А он женился, быстро, не сильно сомневаясь; уж очень им с Катей хотелось той весной жениться-то…
Хрустнула пробка на ледяной бутылке; с размаху, чтобы не передумать, он налил себе целый стакан.
Фотографии он всегда смотрел теперь только на кухне: стены здесь ближе, да и холодильник под рукой. Развернул пачку старых писем в целлофановом пакете, в самом верхнем – строчки о первом ребенке: «…Уже большой, безобразит. Ходит по ванночке, пьёт мыльную воду».
Водка ударила в голову быстро.
Он опомнился, глянул на почти полную ещё бутылку, разбил на сковородку три яйца. Зашкворчало через несколько минут горячее сало. Налил в стакан ещё.
Сегодня – очередная годовщина их знакомства с Катюхой.
Любили ведь они друг друга, хорошо им было вместе-то, потом – с мальчишками…
Ну, конечно, иногда устраивала она ему после рейсов истерики, плакала, что он неинтеллигентный, не умеет совсем обращаться, в рестораны её не водит.… Куда уж тут от этого денешься.
Но ведь и у него сердце разрывалось, когда глядел он на её смешное такое, заплаканное лицо.
«Дети у нас уже растут, большие, а нам всё никак вместе не остаться! Поцеловаться по-настоящему – и то украдкой!».
Да, правда, в коммуналке-то у тёщи много не нацелуешься, особенно, когда после морей они такие жадные друг до друга бывали…
Вот она, Катюха-то, на самой любимой его фотографии…. Ещё до их знакомства – молоденькая такая вся, бойкая. Продавщицей она работала в тот год, в промтоварном отделе.
После первого рейса, который после свадьбы был, он привез ей самодельный бумажный календарик, на котором все шесть месяцев отмечал прожитые без неё дни. Вот они, квадратики, красным карандашом зачириканные.… Как же она ревела тогда, обнимая его за шею, целуя в глаза!
Налил ещё, поковырял без аппетита горячую яичницу. Ломая одну за другой спички, сжёг в пепельнице помятую картонку старого календарика.
Копил же он деньги на квартиру, копил! И не виноват, что всё так с его морями-то неудачно получилось.… Ну, да, было дело, потом, когда таксовал уже на берегу, заезжал вечерком в гараж, брал чекушок, расслаблялся душой. Она ещё больше тогда на него кричала.… Потом условие поставила, говорила, чтобы квартира обязательно была. Иначе…
Старик-то за последние годы круто поднялся, ребята знакомые о нём уважительно говорили, да и все в городе про его рекламные деньги знали.
Последний ведь шанс вроде у него оставался, а как всё хорошо получилось! Старик помог ему и квартиру купить, своих денег добавил, предупредил, правда, что отдать всё равно придётся, и работать у себя водителем предложил.… А через год, да, почти, через одиннадцать с половиной месяцев, они с Катюхой разошлись.
Несколько недель он жил отдельно, у холостого друга. Ну а потом уже, после её смерти, вернулся в их квартиру, к пацанам…
Катюха-то ведь Юрку так в школьной форме ни разу и не видала.
Первую записку, которую она под петлёй-то для всех оставила, в полицию тогда забрали, а вот эту он уже потом, в Юркином свидетельстве о рождении нашёл. Напился…
Никто из знакомых, тёща тоже, ничего не могли тогда толком понять. Тёща в кабинете у следователя всё твердила, что «не обижал он дочку-то мою, не обижал, кровиночку…!». Мужики спрашивали первое время, когда угощали его по-шоферски, всё «почему», да «почему»…