Неделя колдовства
Шрифт:
– А ты говорила - спит, спит!
– еле слышно поддела она Светку.
– Видишь, я была права!
– Чего это он по ночам бродит?
– Светку трясло, как под током.
– Сейчас узнаем.
– Мы что - за ним пойдём, что ли?!
– у Светки опять клацнули зубы.
– А ты думаешь, что следят за людьми на расстоянии?!
– разозлилась Милка.
–
– А если у него в мешке... труп?!
– Светка так вцепилась Милке в руку, что та поморщилась.
– Разве что там труп крысы - ты разве не видишь, какой мешок маленький? Мы не в твоих любимых фильмах ужасов, прекрати идиотничать!
– прошипела Милка и осторожно поднялась с корточек, таясь за кустом.
– Пошли...
Матюшкин встал под фонарём и закурил папиросу. До девчонок донеслась волна удушливого запаха табака, и Светка чуть не расчихалась. Милка заскрипела зубами и показала подружке кулак. Светка зажала нос и рот обеими руками и закатила глаза.
Казалось, Матюшкин никуда не спешит. Он торчал под фонарём и курил свою вонючую папиросу, а девчонки, пригнувшись, следили за ним из-за куста. Наконец, смотритель парка докурил эту гадость, закинул мешок за плечо и свистнул в два пальца. Девчонки синхронно вздрогнули: из-за угла корпуса выскочила, отчаянно виляя пушистым хвостом, огромная овчарка! Собака встала на задние лапы, обрушила передние на плечи Матюшкина, отчего тот чуть не упал на землю, и принялась вылизывать лицо хозяина, скаля в умилении громадные крепкие клыки.
– Пошла, пошла, - отпихнул её Матюшкин, - хорош лизаться! Идём, Манюня, за мной!
– Н-ничего с-себе М-манюня...
– теперь уже заикаться начала и Милка тоже.
– Чудовище какое-то, - пискнула Светка, - ты п-представляешь, что б-будет, если она н-нас учует?!
– Отставить панику, идём за ними, - Милке тоже было не по себе, но она не собиралась в этом Светке признаваться.
– Ветер дует от них, в нашу сторону, так что ничего эта псина не учует.
Матюшкин медленно двинулся от корпуса по еле заметной тропинке, направляясь в некие неизведанные тёмные глубины парка, собака ровно затрусила рядом с хозяином. Девчонки переглянулись и молча, на цыпочках, едва дыша, последовали за ними. По тропинке они идти не рискнули - Матюшкин мог обернуться, собака могла отбежать в их сторону, поэтому красться им пришлось за кустами. Точнее, пришлось продираться сквозь кусты, и их продвижение сопровождалось тихим шипением, когда ветки больно дёргали за волосы или царапали щёку.
Прошёл, казалось, час или два, когда Матюшкин наконец остановился у невысокого холмика, возвышавшегося примерно на полметра посреди крошечной полянки в гуще парковых зарослей. Девчонки, исцарапанные, уставшие, словно они перемыли полы во всех классах родной школы, опустились на колени под самым колючим на свете кустом и затаили дыхание. Теперь уже и Светка чувствовала - ЧТО-ТО сейчас произойдёт. Милка-то это почувствовала ещё днём, когда они договаривались со Светкой о слежке... а теперь уже и Светку, что называется, проняло до печёнок.
Матюшкин сбросил с плеча лямку мешка и осторожно уложил поклажу на землю. Постоял, задумчиво глядя на мешок и почёсывая в затылке, сдвинув кепку до последних пределов на глаза, так что она повисла, как говорится, на бровях. Небо было ясным, чёрно-синим, половинка луны смотрела на парк с высоты, и подружкам отчётливо был виден силуэт Матюшкина, облитый лунным светом. Собака села на здание лапы и замерла, как изваяние, только язык слабо подёргивался в открытой пасти.
– Ну что, Манюня, - обратился Матюшкин к собаке, - хошь не хошь, а дело сделать надо, будь оно всё неладно!
Манюня тихонько не то гавкнула, не то фыркнула.
Матюшкин развязал шнурок, стягивавший горловину мешка, вытащил из него короткую сапёрную лопатку и какую-то металлическую коробочку. На крышке коробочки заиграл лунный луч. Коробочку Матюшкин бережно положил на землю, а лопатку взял в руки, предварительно поплевав на ладони. И принялся сноровисто копать рядом с холмиком. Комья земли, отбрасываемые лопатой, полетели как раз в сторону куста, за которым прятались девчонки. Светка слабо зашипела, когда земля посыпалась ей за шиворот, Милка стиснула зубы и поставила ладонь "козырьком" над глазами, чтобы их не запорошило земляной пылью.
Через несколько минут Матюшкин отложил лопату, вытер руки об штаны (что им вряд ли повредило) и осторожно, едва касаясь, открыл крышку металлической коробочки.
Это оказалась не коробочка, а шкатулка, и не простая, а музыкальная: в ночном воздухе над головами девчонок поплыли нежные звуки чудесной мелодии, которую начали вызванивать крошечные невидимые колокольчики...
У Светки сам собою раскрылся рот, а Милка... а Милку чуть было опять куда-то не "унесло". В какое-то дивное, прекрасное, тайное место, где в цветах живут крошечные эльфы, танцующие при лунном свете; где самые реальные гномы добывают руду, золото и драгоценные камни; где течёт синей прозрачной ниткой по лесам непролазным, непрохожим ручеёк живой воды, а мёртвая вода тихо и неподвижно, тёмными зелёно-чёрными зеркалами, застыла в крошечных прибрежных бочажках и глубоких омутах, сокрытых в чаще леса... А в лесах и в реках-омутах этих вполне реально существуют и лешие, и русалки, и домовые, и прочая мелкая нечисть, то злая, то добрая к человеку, но чаще всего - просто равнодушная... А на далёком, затерянном в "море-окияне" острове Буяне живут-поживают себе сказочные персонажи - и Василисы, кто Премудрая, а кто и Прекрасная, и Иванушки-дурачки, и Кощей Бессмертный, и Баба-Яга волочит свою костяную ногу, подпрыгивает и ворчит, с трудом залезая в закопчённую чугунную ступу...
Милка тряхнула головой. Колокольчики смолкли, и видение исчезло. Светка вздрогнула и тоже очнулась.
– Что он там делает?
– Светка всунула губы Милке в самое ухо.
– Что-то из шкатулки достаёт...
– еле слышно отозвалась Милка, пригляделась... и изумлённо прошептала: - Да он же... он же "секретку" делает!
***
<