Неделя зимы
Шрифт:
— Я уверена, что этот случай не единственный, — сказала Никола.
— Может и нет, но то было искупление, в котором я так нуждался.
В тот вечер, сидя у себя в спальне в ожидании гонга к ужину, Генри и Никола вспоминали слова доктора Дэя.
— Искупление… Возможно, это именно то, чего ищем и мы с тобой, — сказала она.
— Что же, попросим его у Санта-Клауса.
В его словах не было цинизма. Генри искренне улыбнулся и взял жену за руку.
К
Чикки и ее племянница Орла готовили для гостей поднос с напитками. Они говорили о чем-то серьезном.
— Но что они могут сделать, Чикки? Приковать его цепью к кровати?
— Нет, но они не должны позволять ему разгуливать по ночам.
— И как его остановить? Он все равно сбежит…
Заметив Генри и Николу, они сразу замолчали. Чикки строго придерживалась профессиональной этики: домашние вопросы никогда не обсуждались при гостях. Жизнь в отеле текла спокойно и плавно, но за этим стояли труд и тщательная подготовка. Чикки с Орлой поинтересовались, как супруги провели день. Они вынули с полки справочник по диким птицам, чтобы отыскать в нем гуся, попавшегося Генри с Николой во время прогулки по заболоченным лугам у озера. У гуся были розовые лапки и большой оранжевый клюв.
— Думаю, это серый гусь, — сказала Чикки, перелистывая страницы Птиц Ирландии. — Смотрите, такой?
— Да, — кивнули супруги.
— Они прилетают к нам из Исландии. Только представьте!
— Как здорово было бы знать о птицах столько, сколько знаете вы. — Никола немного завидовала Чикки и ее такому искреннему восхищению.
— О, я всего лишь любитель. Мы-то надеялись пригласить сюда настоящего знатока. Поблизости живет один парень, Шэй О’Хара; он каждую птицу, пролетающую по небу, знает до последнего перышка. Правда, у нас ничего не вышло.
— А ведь ему это могло бы пойти на пользу. — Орла печально покачала головой.
Чикки поняла, что должна дать гостям какое-то объяснение.
— Видите ли, Шэй в последнее время сам не свой. У него депрессия. Никто не может до него достучаться. Остается надеяться, что это пройдет само собой.
— Депрессия у молодых — это очень серьезно, — сказал Генри.
— Да-да, я знаю, и доктор Дэй тоже в курсе, но Шэй не хочет принимать лекарства или посещать психотерапевта. Он вообще никого не слушает, — вздохнула Чикки.
В кухне начали собираться остальные гости и беседа прервалась.
Никола сидела рядом с импозантным американцем, который по-прежнему называл себя Джоном; оказалось, он завел себе нового друга, местного чудака по имени Фрэнк Хэнратти. На своем ярко-розовом фургоне тот свозил Джона в горы, где жил один кинорежиссер, удалившийся от дел много лет назад. Им оказался очень симпатичный и приветливый джентльмен, угостивший их крапивной похлебкой.
— Он вас узнал? — неосторожно поинтересовалась Никола.
До сих пор за столом ни разу вслух не говорили о том, что Джон на самом деле киноактер — большая знаменитость.
Джон воспринял ее вопрос спокойно.
— Да, он был очень любезен. Сказал, что знает мои работы. Удивительный старик. Он держит кур, разводит пчел. И у него есть коза. А в доме полно книг; по-моему, это самый счастливый человек из всех, кого мне довелось знать.
— Потрясающе! — задумчиво отозвалась Никола. — Как, наверное, хорошо быть счастливым.
Джон бросил на нее острый взгляд, но ничего не сказал.
Перед тем как лечь в постель, супруги вышли на улицу подышать воздухом. Орла уже садилась на свой велосипед, чтобы ехать домой.
— Вам здесь не надоедает? — спросил ее Генри.
— Нет, я ужасно скучала по Стоунбриджу, когда жила в Дублине. Некоторым наши виды кажутся печальными. А мне — нет.
— Как насчет того юного любителя птиц, о котором вы говорили? Ему они тоже кажутся грустными?
— Шэю все кажется грустным, — ответила Орла и покатила домой.
В три часа утра Генри и Никола проснулись от птичьего крика. Однако было еще слишком рано для обычного рассветного хора или утренней переклички чаек. Может, какая-то больная птица попала к ним на балкон?
Они встали и подошли к окну.
На фоне залитого луной океана четко выделялся силуэт подростка в свитере, который стоял, обхватив себя руками за плечи, с запрокинутой головой, и громко рыдал.
Скорее всего, это и был Шэй. Шэй, которому все кажется грустным.
Не сговариваясь, они схватили свои куртки, сунули ноги в ботинки и вышли на лестницу. За дверью их встретил холодный ночной воздух.
Глаза юноши были крепко закрыты, лицо скривилось. Он рыдал, приговаривая что-то, но они не могли разобрать ни слова. Он весь дрожал, худенькие плечи поникли от отчаяния. Шэй стоял в опасной близости от края утеса.
Они осторожно двинулись в его сторону, разговаривая между собой, чтобы их появление не стало для него неожиданностью.
Юноша открыл глаза и увидел их.
— Вы все равно меня не отговорите, — сказал он.
— Знаю, — согласился Генри.
— Правда?
— Ну конечно. Я и не собираюсь тебя отговаривать. Если ты не сделаешь этого сейчас, то сделаешь завтра или на следующей неделе. Я это знаю.
— Тогда зачем вы пытаетесь меня остановить?
— Остановить? Мы об этом даже не думали. Правда, Никола?
— Само собой, нет. Каждый человек имеет право делать то, что хочет.